Гнев Божий

Томас махнул рукой, дав команду своим охранникам оставить нас наедине, и наклонился ко мне:

— Вы помните, когда Христос въехал в Иерусалим, тамошние власти были вынуждены сделать то, что они впоследствии сделали? У них не было выбора. Видите ли, совместное существование для них было невозможным. Из-за принципиальных разногласий.

Все это Томас произнес вполне серьезно, с мрачным лицом. С первой встречи я заметил в нем признаки сумасшествия, но сейчас мои подозрения начинали подтверждаться.

— Интересная аналогия, — заметил я.

— И поразительно точная. Как такой человек, как я, может спокойно жить на земле, по которой ходит отец Ван Хорн? А он сам сможет ли вытерпеть меня? Пока он рядом, у меня нет, да и не будет никаких шансов оставаться таким, какой я есть.

Священник представляет угрозу тому порядку, который я здесь установил. Поэтому он должен умереть.

Безумные рассуждения Томаса еще раз подтвердили, что этот человек явно спятил, и когда он поднялся, ничего, кроме сумасшедшего блеска в его глазах, я не увидел.

Томас вынул из внутреннего кармана куртки часы и взглянул на циферблат.

— А теперь извините. Ровно через двенадцать минут у меня назначена встреча, и мне не хотелось бы опаздывать.

Он прыгнул в седло и дернул поводья. Лошадь под Томасом прыгнула через костер, опрокинув в огонь кофейник.

— Простите, что оставляю вас, не развязав вам ни руки, ни ноги, друг мой. Кто-то должен был предупредить вас, что вы играете с огнем. Будем надеяться, что эта маленькая дикарка не воспользуется своим ножом и не перережет ваши путы.

Де Ла Плата пустил лошадь в легкий галоп, его конное сопровождение последовало за ним. Вскоре все всадники исчезли в густом тумане.

— Развяжи меня, прошу! — в отчаянии взмолился я, обращаясь к Виктории. — Пока еще не поздно.

Поняв, что просить ее бесполезно, я опустился на колени рядом с тлеющим костром и сунул стянутые веревкой кисти рук в раскаленные угли. От жуткой боли я застонал. Виктория вмиг оказалась рядом и оттащила меня от костра.

— Ты этим ничего не добьешься, только себе сделаешь хуже. Неужели ты думаешь, что мы сможем остаться вместе после такого предательства? Как я смогу смотреть на тебя и не вспоминать о нем?

Огромные карие глаза девушки сделались круглыми, и я понял, что мои слова задели ее за живое. Было видно, что Виктория колеблется, в ее глазах отражалась боль. Я вытянул вперед связанные руки.

— Сделай это сейчас, иначе будет поздно.

Мои слова на нее подействовали. Рука Виктории скользнула под накидку. Нож, зажатый в ее руке, был настолько острым, что одного движения было достаточно, чтобы перерезать веревку на руках. Затем она разрезала веревку на моих коленях. Появившийся из палатки Начита подал мне кожаную кобуру, в которой лежал «энфилд».

— Если я пойду через главные ворота, то опоздаю, — сказал я ему, надевая кобуру. — Можно как-нибудь еще проникнуть в селение?

— Часть стены рядом с церковью на самом возвышении разрушилась, сеньор. На нее теперь легко взобраться. Я могу показать где.

Сказав это, Начита вопросительно посмотрел на девушку. Виктория в знак согласия кивнула. Она попыталась уйти, но я, схватив ее за руку, повернул лицом к себе и улыбнулся.

— Верь или не верь, но я полон решимости сюда вернуться.

Однако в ее глазах я не увидел оптимизма. Честно говоря, я и сам мало верил в успех, тем более что события начинали разворачиваться не в нашу пользу.

* * *

Вскочив на ближайшую лошадь, стоящую без поклажи, я ухватился за веревку, которая служила уздечкой, уперся каблуками ей в бока и, колотя лошадь по загривку, помчался сквозь серый туман в сторону поселка. Через минуту рядом со мной я увидел Начиту. Он немного вырвался вперед, чтобы показать мне дорогу.

Со старой винтовкой в руке скачущий на лошади старый индеец выглядел великолепно. Мы неслись по сильно пересеченной местности на такой огромной скорости, что биение сердца отдавалось у меня в горле. Миновав глубокое русло пересохшей реки, на дне которой скопилась дождевая вода, мы взобрались на ее противоположный берег и оказались в двадцати — тридцати ярдах от стены, опоясывающей городок. Здесь была его самая высокая точка.

Теперь я увидел то, о чем говорил Начита. Саманная кладка на вершине разрушилась, и высота стены в некоторых местах составляла около десяти футов. Подогнав лошадь к стене, я залез ей на спину. Начита своей лошадью прижал сбоку мою, чтобы та невзначай не сдвинулась с места. Мне и на этот раз не хватало роста, всего какого-то фута. Отличный прыжок компенсировал мой физический недостаток, и я, схватившись за верхний край стены и вставляя носки ботинок в щели меж кирпичами, вскарабкался наверх.

Я подал рукой Начите знак, что все в порядке, и, спрыгнув вниз, оказался в небольшом огороженном дворике по другую сторону стены. В дальнем конце двора я увидел в ограде калитку, которая оказалась незапертой. Калитка вывела меня в узкий переулок, выходящий почти прямо на площадь.