— Не оставлю вас одного, — заявил Синявский. — Будем отбиваться, пока не подойдут наши.
Отстреливаясь, они отползли к небольшой высотке. Вот уж отчетливо слышны крики фашистов. Слева, совсем близко, промелькнули фигуры перебегающих гитлеровцев.
— Приказываю доставить пакет по назначению! Я прикрою, иди! — сказал Копылов, передавая сверток Синявскому.
Синявский спрятал пакет и, превозмогая боль в раненой ноге, скрылся в кустах. Гитлеровцы не заметили его исчезновения.
Копылов залег за ствол большого бука и открыл огонь по наседавшим гитлеровцам. Стрелял он то в одну, то в другую сторону, создавая видимость, что огонь ведут двое. Но вдруг его ранило еще раз — в левое плечо. Передвигаться боец уже не мог. Ефрейтор отвлекал противника на себя, чтобы дать Синявскому возможность вырваться из засады и доставить пакет. Теперь Копылов стрелял короткими очередями. Фашисты подползали все ближе.
— Рус, сдавайся!
— Нет, меня так не возьмешь! — крикнул Копылов и, размахнувшись, бросил гранату в сторону врагов.
Озверевшие гитлеровцы усилили огонь со всех сторон. Копылов ощутил сильный толчок и потерял сознание…
Синявский кратчайшим путем добирался к штабу. Через час, передавая начальнику штаба пакет, он докладывал о схватке с гитлеровцами.
Тотчас же выделили группу бойцов, которая направилась к позиции, где оставался раненый Копылов. Обследуя местность, бойцы обнаружили следы этой неравной схватки. Много валялось стреляных гильз, окровавленная земля. Но самого Копылова не было.
На другой день части корпуса перешли в наступление и овладели селом Билыч-Горный. Застигнутые врасплох гитлеровцы поспешно отступили. Здесь, в одном из домов, где находился штаб гитлеровской части, бойцы обнаружили изуродованного, со слабыми признаками жизни ефрейтора Копылова.
Впоследствии из его рассказов, показаний захваченных в плен сельских полицаев выяснились подробности допроса нашего воина.
…Копылов открыл глаза. Некоторое время не мог понять, где он и что с ним. Лежал на соломе, постеленной на полу, в деревенской хате. Была ночь. На скамье у стола сидел гитлеровец.
— А, ожил, «товарищ», — сказал он с издевкой.
— Шакал тебе товарищ, идол проклятый! — зло проговорил Копылов.
Гитлеровец поднялся со скамейки, приоткрыл дверь в другую комнату и доложил, что пленный «ожил». Сразу же оттуда вошли два эсэсовца. Копылова посадили на скамейку.
— Кто командир твоей части, какое имел задание? — спросил эсэсовец.
Копылов молчал. В голове тревожно билась только одна мысль: доставил ли пакет Синявский?
— Не хочешь отвечать? Мы заставим тебя говорить!
Сильный удар рукояткой пистолета в раненое плечо вызвал нестерпимую боль.
— Отвечай, из какой части? Кто командир? Какое имеется вооружение? — вопил эсэсовец.
— Не запугаешь… — еле слышно проговорил Копылов.
Фашист схватил пленного за левую руку и резким движением вывернул ее назад. Копылов, теряя сознание, свалился на пол. Гитлеровцы начали избивать его ногами, прикладами…
На рассвете Копылов очнулся. Болело все тело. Правый глаз затек.
Левая рука задеревенела. «Молчать! — приказал боец самому себе. — Погибнуть, но молчать!»
Как в калейдоскопе пронеслись мгновения собственной жизни… Начало войны. Первый бой. Пепелища сожженных городов и сел, жертвы фашистского варварства…
Светало. Луч солнца, проникший через низкое окно, упал на лицо Копылова. Ощутив тепло, он, превозмогая боль, с трудом повернулся лицом навстречу солнцу. С улицы доносилась частая стрельба…
Вдруг в комнату с шумом ворвался майор-эсэсовец. Наклонившись над ефрейтором, угрожая пистолетом, он что-то прокричал.
Собрав последние силы, всю ярость и ненависть к врагу, Копылов нанес удар носком сапога в висок фашисту.
Эсэсовец, выронив пистолет, упал рядом с ефрейтором. Копылов, повернувшись, придавил своим телом голову гитлеровского майора.
В такой позе и застали их вбежавшие в дом советские воины.
ПО СТРАНИЦАМ ФРОНТОВЫХ ГАЗЕТ
«Мессершмитты» подожгли тридцатьчетверку. С командного пункта было видно, как пикировали они на нее. Машина делала резкие развороты вправо, влево, пытаясь уйти от обстрела. И вдруг танк остановился — столб пламени и черного дыма взвился над ним.
Машина горела уже минут десять, когда около нее неожиданно появился человек. Это был младший лейтенант Нечаев. Все случившееся произошло на его глазах — и атака «мессеров», и пожар, охвативший танк. Страстное желание спасти ее, эту драгоценную, такую необходимую для боя машину, неодолимо охватило его.
Через люк механика-водителя Нечаев влез в танк. Он боялся взрыва, и первым долгом пощупал снаряды. Они были чуть теплые, но не горячие. Это успокоило Нечаева. Палец левой руки лег на кнопку стартера. «Заведется или не заведется!» Двигатель завелся. «Если дать ход вперед, танк выскочит на бугор, попадет под обстрел»… Дал задний ход. Проехав метров двадцать, Нечаев оглянулся — пламя пробиралось внутрь и уже лизало снаряды. «Сейчас взорвутся!..» Он не помнил, как выскочил из танка.
Но танк не взорвался, и лейтенант, овладев собой, снова полез в машину.