Голоса трех миров

Да, это был Центральный городской парк с птичьего полета или с высоты полета флайера, который спускается все ниже и ниже, а кроны деревьев, квадраты лужаек и полоски дорожек приближаются, все увеличиваясь в размерах. Андрей никогда не понимал, почему парк называют Центральным, ведь находится он ближе к окраине и никакого другого парка в городе нет. Хотя, может быть, именно поэтому. Легко узнавая знакомые места, Андрей сначала и не думал вслушиваться в быструю болтовню тиджея «Новостей».

Вот поляна Большого пня, вот здоровенный дедушка–каштан, под которым он не раз отдыхал на прогулках с Рутой. Вот… Но к чему это?

«…Само место, где разворачивались столь драматические события, словно специально служит напоминанием, пусть приукрашенным, окультуренным, но до безобразия реальным, об агрессивности и аномальности абсолютно непредсказуемого, таящего в себе неисчислимые опасности мира первородной дикости и примитивной реальности». — Тележокей, или проще тиджей, явно уже оседлал какую–то тему и понесся вскачь, словно ковбой по просторам когда–то Дикого Запада.

Заунывные зловещие звуки, подхваченные отдаленным завыванием ветра, влились в паузу словесного галопа, и картинка телемира тоже как–то сразу изменилась, все вроде бы так же, те же краски, тот же вид, но почему–то страшно, опасно и тревожно. Будто в начале ночного кошмара. Умеют же делать!

«Здесь, где даже дышится тяжело, — тиджей заговорил медленнее, растягивая слова, а на зеленую лужайку из тени каштана тем временем вышел стройный красавец, конечно же, вирт, и тут же стал задыхаться, его грудная клетка атлета судорожно вздымалась и опадала, он хватался то за бока, то за горло, показывая, как ему плохо, — где влажные испарения голой почвы, — продолжал зловеще вещать невидимый ти- джей, — и эфирные масла растительности, угрожая обонятельным стрессом, катастрофически подрывают барьер иммунной защиты любого забредшего сюда члена сообщества, именно здесь чуть было не случилось непоправимое».

Еще одна короткая, но многозначительная пауза, к исходу которой страдающий бедняга вирт зигзагами доковылял до конца поляны, скрывшись в кустарнике, тиджей подошел наконец к главному, и голос его задрожал, завибрировал:

«На поляне Большого пня — так именуют это место некоторые вряд ли очень разумные, а точнее, в четвертом квадрате зеленого сектора — состоялось сегодня, увы, санкционированное городскими властями, сборище тех, кто сознательно игнорирует и даже бросает дерзкий вызов Миру Разума».

В доли секунды поляна наполнилась сотнями вир- тов всяких и разных, но, по мнению Андрея, так же похожих на тех, кого имел в виду тиджей, как бульдог на афганскую борзую. Впрочем, может быть, Андрей не понял, о ком именно идет речь?

«Сборище натуропатов, — нет, он не ошибся, — начавшееся с дикого упражнения в немузыкальном завывании, которое с натяжкой простительно младшим членам сообщества, — о боже, что за металлический скрежет вперемешку с дикими нечленораздельными воплями, стонами, улюлюканьем и уханьем не то диких птиц и животных, не то спецэффектами звуко- синтезаторов заполнили эфир, — затем вся эта какофония плавно перетекла в столь же первобытное пиршество вокруг открытого огня».

Отпихивая друг друга, отвешивая направо и налево затрещины и пинки, вирты, словно первобытные дикари, рвали зубами снятую с костра, еще не остывшую тушу какого–то зверя — не то быка, не то медведя. Они совсем близко, месиво рук, ног и дергающихся тел. Крупно: лоснящаяся харя с нечесаными сальными патлами акулой впивается в жареный бок. Снова беснующаяся поляна Большого пня с борта теперь уже вертикально взлетающего флайера.

«Тут–то и проявились те наихудшие свойства, что бездумно мультиплицируют, не считаясь с общественной безопасностью и нравственностью, разрушители разумного единства — натуропаты, бич сообщества».

— Мама, у него вирус в голове, — взмолился Андрей, сделав попытку снять очки.

— Нет, ты послушай. — Мамина рука предусмотрительно перехватила руку сына в воздухе. — Сиди, смотри и слушай. Это непосредственно тебя касается.

Когда Андрей снова включился, тиджей добрался- таки до сути своего репортажа, и в тот же миг Андрей понял, что его это действительно касается.

«Лишний раз мы убеждаемся, сколь призрачна и ненадежна защита границы миров. Бессловесный дикарь — страшная рожа лохматого монстра с оскаленной слюнявой пастью, помесь медведя с гиеной, глянула прямо в глаза Андрею, — пришелец из хаоса дикости, появившись в Мире Рук, посягнул на главное его достояние… — Харя монстра вгрызлась в чью–то натруженную ладонь».

Не желая больше смотреть, Андрей под очками закрыл глаза, но внимательно слушал.