Гордость и предубеждение

Воспользовавшись прекрасной погодой, они около полумили прошли по парку пешком. Каждый парк имеет свои особые красоту и очарование. И Элизабет любовалась им с большим удовольствием, хотя и не приходила от величия представившейся ей картины в тот восторг, которого ожидал мистер Коллинз. Она не была потрясена даже названным ей числом окон на фасаде здания и стоимостью стекла в этих окнах, когда-то приобретенного покойным сэром Льюисом де Бёром.

Робость Мерайи возрастала с каждым шагом вверх по входной лестнице замка, и даже сам сэр Уильям не казался в этот момент вполне спокойным. Элизабет, напротив, не испытывала тревоги. Она не слыхала ни о каких необыкновенных талантах или особых добродетелях леди Кэтрин, которые требовали преклонения, а что касается признаков знатности и богатства, то она считала, что сможет созерцать их без особенного волнения.

Миновав прихожую, в которой мистер Коллинз с восторгом обратил их внимание на размеры помещения и изящество орнаментов, они следом за слугами прошли через холл в комнату, в которой уже сидели ее сиятельство, мисс де Бёр и миссис Дженкинсон. Леди Кэтрин снизошла до того, чтобы подняться им навстречу, и, так как Шарлот заранее условилась с мужем, что она сама представит гостей хозяйке дома, церемония знакомства совершилась естественным образом, без излишних извинений и оправданий, которые не преминул бы употребить по такому случаю мистер Коллинз.

Хотя сэр Уильям когда-то имел честь побывать даже в Сент-Джеймсе, он был сейчас настолько подавлен окружавшим его величием, что смог лишь отвесить низкий поклон и затем молча занять предложенное ему место. Его дочка, напуганная почти до бесчувствия, уселась на самый краешек стула, не смея поднять глаза. И только Элизабет не испытывала особого волнения и смогла спокойно рассмотреть трех находившихся перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой и полной женщиной с резкими чертами лица, которое в давние годы могло быть красивым. Она ничем к себе не располагала, и в ее манерах не чувствовалось желания хозяйки, чтобы ее гости забыли о своем более низком общественном положении. Она не наводила страха молчанием, но все, что она говорила, произносилось самым авторитетным тоном, подчеркивавшим всю значительность ее особы — именно так, как рассказывал о ней мистер Уикхем. И, наблюдая ее в течение всего вечера, Элизабет решила, что леди Кэтрин вполне соответствует нарисованному им портрету.

Рассмотрев хозяйку дома, в лице и жестах которой она вскоре уловила некоторые черты мистера Дарси, Элизабет взглянула на ее дочь и была удивлена ее худобой и тщедушием почти в такой же степени, как Мерайя Лукас. Между матерью и дочерью не замечалось никакого сходства ни в лице, ни в фигуре. Мисс де Бёр была девушкой бледной и болезненной. Лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но казалось невыразительным. Она почти ничего не говорила, если не считать нескольких фраз, обращенных к миссис Дженкинсон, ничем не примечательной женщине, занятой только словами своей воспитанницы и тем, чтобы получше установить перед ее глазами защитный экран.^{50}

Гости не просидели и пяти минут, когда им было предложено подойти к одному из окон и полюбоваться открывшимся из него видом. Мистер Коллинз взялся при этом обратить их внимание на его красоты, а леди Кэтрин снисходительно пояснила, что смотреть на этот вид еще приятнее в летнее время.

Обед оказался превосходным и, пока он продолжался, им были представлены все предметы сервировки и вся прислуга, обещанные мистером Коллинзом. Как он и предсказывал, ему, по желанию ее сиятельства, пришлось занять место напротив хозяйки дома. При этом вид у него был такой, как будто он достиг высочайших почестей в мире. Он орудовал ножом, ел и восхищался каждым подаваемым блюдом. Сначала свое суждение высказывал мистер Коллинз, а следом за ним — сэр Уильям, который достаточно пришел в себя, чтобы повторять его слова. К удивлению Элизабет, леди Кэтрин не только переносила все это, но даже казалась довольной их чрезмерным восхищением и смотрела на них с самой снисходительной улыбкой, особенно в тех случаях, когда поданное блюдо оказывалось для них совершенно незнакомым. Никакой беседы за столом так и не завязалось. Элизабет была готова поддержать разговор, но она сидела между Шарлот и мисс де Бёр. Первая была целиком занята тем, что прислушивалась к словам хозяйки дома, а вторая на протяжении всего обеда ни разу не обратилась к Элизабет. Внимание миссис Дженкинсон было целиком поглощено тем, что ее подопечная почти ничего не ела, попытками уговорить ее попробовать хотя бы еще одно блюдо и беспокойством по поводу самочувствия мисс де Бёр. Мерайя не могла произнести ни слова, а джентльмены все время только ели и восторгались.