Горячее лето 42-го

— Итак, — обратился я к своим подчиненным, — чтобы вы не уснули тут, ненароком, предлагаю начать наш разговор. Кому есть, что сказать, о деле, которым мы занимаемся, прошу высказываться. Кто что видел, слышал, знает, выкладывайте. Все вместе обсудим и составим план наших дальнейших действий. Время не ждет, сами понимаете. От нас ждут результата, а диверсанты, которых мы разыскиваем, все еще на свободе. И от того, насколько оперативно мы их возьмем, а мы их обязательно возьмем, зависят судьбы многих наших товарищей. Возможно, даже, очень многих наших товарищей. Мы должны понять, что они тут делали, какое у них задание, и главное — где они находятся сейчас.

Все внимательно меня слушали, и когда я закончил свою речь, установилась напряженная тишина. Никто не решался начать первым.

— С кого начнем?

* * *

Андрей Калмыков смотрел прямо на меня, не отводя взгляда. Казалось, в глубине его глаз таилась ироничная улыбка. Этот боец, вызывает у меня какое-то смутное чувство тревоги, и одновременно с тем я, почему-то уверен, что в трудную минуту он не подведет. Вместе с тем, не могу отделаться от ощущения, что он не тот, за кого себя выдает. Но зачем ему это нужно? Пока не знаю. Он хотел казаться простым сельским парнем, который после школы, хотел поступать в педучилище, но помешала война. Насколько мне известно, Андрей, (я очень внимательно прочитал рапорт и донесение Страхова), по дороге в военкомат попал с друзьями под бомбежку, был легко контужен, но не остался на оккупированной врагом территории. Вместе с братом и лучшим товарищем, Виктором Хлебниковым, сумели под обстрелом переправиться на этот берег, да еще и сержанта-связиста спасли, между делом. Что смущает во всей этой истории? Документы утрачены…. Это минус, причем очень жирный… Хорошо бы, найти людей — бывших односельчан, одноклассников, кто смог бы подтвердить его личность… Хорошо бы…. Но где их теперь искать? Опять же, это они, с братом Николаем, обнаружили первую группу диверсантов. С сержантом Зиновьевым, вполне грамотно устроили засаду, сообщили в батальон о подозрительных военных в лесу и вызвали подкрепление. Затем, может и не очень грамотно, но, по крайней мере, без потерь, сумели отбиться от нападавших врагов. Он знал, что в сапогах может быть тайник. Выражается чересчур грамотно, на бывшего школьника не похоже, слишком уж умные слова у него проскакивают иногда. Нужно будет присмотреться к нему внимательней, поговорить по душам, постараться вызвать на откровенность. Может быть тогда, что-нибудь да прояснится…

Все дружно молчали, словно воды набрали в рот или вздумали поиграть в молчанку. Наблюдая за бойцами, сидящими за столом, мне казалось, что глядя каждому из них прямо в глаза, я мог с уверенностью сказать, о чем они думают в этот момент.

Лейтенант Тихонов молчит вовсе не потому, что ему нечего сказать. Я его прекрасно понимаю. Он, со своими людьми выполнил то, что ему поручили. Выполнил, кстати, грамотно и толково, о чем свидетельствует обнаруженная радиостанция. Но о конкретном деле, товарищ лейтенант имел лишь самые общие сведения. Кое о чем, весьма существенном, из того, что нам стало известно за последние два часа, он пока не знает. Могу даже угадать, о чем он сейчас думает. Ничего хитрого: им приказали прочесать лес, пограничники приказ выполнили, и теперь, если не поступит какого-нибудь другого, срочного указания сверху, их ожидает дорога в свое подразделение. И чем быстрее, тем лучше. Ладно. С пограничниками все ясно.

Следующий — Шмаков. Что известно ему? По сути, не так уж и много. Шпионов из первой группы он не видал. Кроме трупа радиста, разумеется. И двоих взятых в плен шпионов, которые сегодняшней ночью тоже, 'приказали долго жить'. Отделение Тимофеева прибыло на место первого боестолкновения к 'шапочному разбору'. Во второй стычке с диверсантами, Шмаков тоже не участвовал. Единственное, в чем ему 'повезло' — он встречался нос к носу с 'капитаном' и двумя 'сержантами' незадолго до того, как были убиты часовой и пленный шпион. Березин, кажется. И то, не факт, что он хорошо их запомнил, сможет подробно описать их внешность или опознать при встрече. Было темно…. И когда его опрашивали на эту тему, помнится, говорил как-то так:

' — Это точно, — невозмутимо утверждал Шмаков, — темнотища была, глаз коли! Личности их, я описать не сумею, товарищ старший лейтенант, но по голосу, наверняка узнал бы'.