Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

Затворницкий работал спокойно, без видимых усилий. Движения его были пластичны и соразмерны. Чехов как-то заметил, что грация — это есть лаконизм движений. И то было истинно грациозное зрелище. И вроде бы простое дело делал Владимир: примазывал приступочку к лестнице, такая есть во всяком доме, на всяком лестничном марше: там, где ступени соединяются с площадкой. Но как выразительно исполнял он нехитрую ту работу. Мастерком принимал раствор из корыта ровно столько, сколько его требовалось на приступку, затем словно бы пролетал над верхней ступенькой, оставляя над ней сероватые горбушки раствора. Несколько оглаживающих движений руки, раствор растекся ровным слоем. Мастерок уже лежит, руки легко обхватили плитку, сильно и ровно вдавили ее в раствор, и «скорлупа» легла точно вровень с лестничной площадкой, выдавив по бокам некоторый излишек раствора. Одним округлым движением мастерок собрал этот излишек «скорлупа» посажена. И лишь два слова было обронено за все время, чтобы не разрушалась рабочая сосредоточенность:

— Не наступите, перекосится.

Десять ступенек наверх, операция повторяется, спокойно, мастеровито, изящно. Я и раньше знал, что из всех прочих работ Владимир до сих пор больше всего любит кирпичную кладку или такие вот мелкосерийные, что ли, операции. И спрашивал: в чем истоки такой привязанности?

— Работу руками чувствуешь.

Только теперь, увидев эту работу рук своими глазами, я сумел оценить исчерпывающую точность ответа.

Потом монтажники ставили лестничный пролет. Несомый краном, он проплыл над нашими головами и, повинуясь знакам бригадира, опустился на предназначенное место, упершись в верхнюю площадку. Сварщик прихватил лестницу голубым огнем, и Затворницкий легко взбежал по ступенькам вверх вот она, нехоженая дорога в небо. Лицо бригадира светилось.

В тот день, путешествуя по этажам, наблюдая за сборкой, разговаривая с монтажниками, я невольно, если можно так выразиться, улавливал отраженный свет, исходящий от Владимира Затворницкого. Две подсобницы, не видя нас за перегородкой, говорили меж собой.

— А он что тебе?

— Я, говорит, платок тебе подарил. Чего тебе еще?

— И все?

— Молчит. Отвернется к стене — и молчит.

— А ты?

— А я говорю: нет больше моей мочи. Или давай по-хорошему, я помнить не буду, или уходи к ней.

— Так ведь он не уйдет.

— Не уйдет. Ему с обеими хочется.

— Ты Большому скажи. Большой его живо приструнит.

— Да неудобно как-то.

— А реветь тебе удобно?

«Большой» стоял рядом со мной и помалкивал. Когда-то Затворницкого звали за глаза «Бугор», в той кличке имелся некоторый уничижительный оттенок, основанный, видимо, на незнании. Но вот уже много лет как «Бугор» превратился в «Большого», комментарии вряд ли требуются.

— Это она про Василия, — пояснил Затворницкий. — Никак у них не склеится. Баламут он.

— Будете его воспитывать?

— Пускай сначала Тамара сама попросит.

Народ в бригаде стародавний. Работают вместе по десять-пятнадцать лет, притерлись друг к другу, знают каждого вдоль и поперек, однако отзывы о бригадире были отнюдь не идентичными.

Александр Поботкин, монтажник:

— Я много разных бригадиров видел. Другой бегает, суетится, а толку на две копейки. А про Затворницкого одно скажу — он понятно руководит. Скажет, что делать — и вопросов нет.

Исхак Хуснетдинов, старейший член бригады, начинал с Затворницким еще на девятом доме:

— За ребят он болеет. Кому с путевкой помочь, для семьи что сделать непременно поможет. И хозяин хороший. У него все на виду. И потому ребята стараются ответить тем же.

Петр Жариков, старший прораб участка:

— Затворницкий умеет предвидеть. На монтаже по-всякому случается: не подвезли деталей, кран не поспевает. Что тогда делать? Загорать? А Владимир всегда найдет работу, у него всегда имеется запасной вариант, чтобы люди не скучали.

И вдруг случилась осечка:

— Хотите, чтобы я красивые слова о бригадире сказал? Вам ведь для бумажки надо, а не по правде. Я пятнадцать лет на стройке ишачу, а квартиры до сих пор не заработал, живем втроем в коммуналке на четырнадцати метрах.

— И что же бригадир? — спросил я несколько растерянно.

— Как и все: кормит завтраками.

А я ведь в этот день о Сателе собирался говорить. Но теперь эти давние дела отошли на второй план. Я стал добиваться от Затворницкого, почему Семен, так звали монтажника, не имеет квартиры? Разве уж так невозможно пробить это дело? Передовая бригада, известный и авторитетный бригадир, имеющий все звания, которые только можно иметь, и так далее. Затворницкий сначала отмалчивался, а когда мы остались на лестнице одни, молвил кратко:

— Закладывает он. Кто же ему квартиру даст. Два прогула в этом году имел.

Ответ казался основательным, и больше мы о Семене в тот день не говорили. Однако же через несколько месяцев Затворницкий сам вернулся к нашему разговору:

— Справил он новоселье-то…

— Кто?

— Да Семен, который на меня жаловался.

— Он на вас не жаловался. Просто в пространство говорил, накипело, видно…