Город Драконов

После этого он не произнес ни слова. Он смотрел, как Геста рвало до тех пор, пока, казалось, в его теле не осталось ни капли желчи – или даже вообще никакой жидкости. Он наблюдал за тем, как Гест умолял о помощи, пока вообще не лишился способности выговаривать слова.

Только после этого он встал и вытащил из кармана жилета крошечную стеклянную. фляжку, на дне которой было немного голубоватой жидкости.

– Еще не поздно, – сообщил ему калсидиец. – Не совсем. Но почти. Я могу вернуть тебя с грани, если поверю, что ты перестанешь делать глупости. А я не верю. Хорошенько подумай, удачненский торговец. Что ты можешь сделать – прямо сейчас, – чтобы заставить меня решить, что тебя стоит спасать?

Гест скрючился на полу. Огненные лезвия, заключенные в его желудке, пытались пробиться наружу. Его пронесло, он испортил ковер, он вонял и он умирал, и это было больно. Он не мог ничего придумать, хоть и готов был сделать что угодно, чтобы прекратить терзающую его боль.

Калсидиец толкнул его носком сапога.

– Я тебя знаю, торговец. Такой красавец, такой щеголь. Я знаю, к кому ты ходишь в гости, и знаю, как ты развлекаешься. Я не понимаю, почему тебе это нравится, но на самом деле это не важно, правильно? Тебе нравится считать себя господином, верно? – Тут он стремительно наклонился, ухватил клок волос на макушке Геста и резко крутнул, заставляя Геста посмотреть на него. – Это тебя возбуждает, так ведь? – понимающе спросил калсидиец. – Когда ты считаешь, будто ты кем-то повелеваешь. Когда заставляешь других унижаться перед тобой перед тем, как получишь от них удовольствие. Но сейчас я показываю тебе очень важную вещь, правда?

Калсидиец наклонился еще ниже, приблизив свое лицо к лицу Геста. Улыбаясь, он прошептал:

– Ты не господин. Ты притворяешься. И те люди, с которыми ты забавляешься, – они тоже притворяются, дружочек мой. Они, как и я, знают, что на самом деле ты не господин. Вот я – господин. А ты просто пес, как и они. Нюхающий говно и лижущий сапоги пес.

Он выпустил волосы Геста, так что его голова стукнулась об испачканный ковер, отошел на три шага и тихо предложил:

– Почему бы тебе не показать мне, что ты понимаешь, кто ты такой, торговец Гест?

Гесту было противно вспоминать то, что произошло потом. Несмотря на мучительную боль в животе, несмотря на возмущенно вопящую гордость, ему хотелось жить. Он протащился через собственную рвоту туда, где стоял чуть улыбающийся убийца. Он лизал ему сапоги. Не раз-другой, а по-собачьи водил по нему языком, пока калсидиец не сделал шаг назад. Он вытащил вышитую скатерку из-под лампы на столике и стер слюни Геста с сапога, а потом презрительно отбросил дорогую вещь.

– Можешь жить, – объявил он, швыряя бутылочку Гесту.

При падении пробка выскочила и, когда фляжка упала и покатилась по ковру, драгоценная жидкость выплеснулась. Слабыми, дергающимися руками Гест схватил ее, расплескав еще немного, так что когда он, наконец, поднес ее к своим пересохшим губам, там оставалось всего несколько капель. Он жадно высосал их – а когда калсидиец расхохотался, понял, что его обманули. Но он не допустит обмана, он не умрет! Извиваясь на животе, он слизал капли, упавшие на ковер, отчего хохот калсидийца стал еще громче. Его язык чувствовал вкус земли, волокон ковра – и только еле заметный след влаги. Он перекатился на спину, ощущая на губах песок и грязь. В уголках его глаз собрались слезы.

Когда они потекли по щекам, калсидиец заговорил.

– Вода. Вода и чуть-чуть краски. Вот что было в моем «противоядии». Ты не умираешь. Ты и не умирал. Пострадаешь еще несколько часов. После этого еще день будешь чувствовать себя больным, но все равно пойдешь и оплатишь проезд до Трехога на корабле, который называется «Новая слава». Это не живой корабль – это новый тип судна из Джамелии. Именно его ты и выберешь. Перед твоим отъездом я еще раз с тобой свяжусь. Тебе надо будет доставить послания. И когда я вернусь, ты будешь помнить, что ты не просто дурак, а мой пес, а я – твой хозяин.

Он подошел к Гесту и поставил ногу ему на живот. Давление причиняло мучительную боль, и Гест молча кивнул. Бессильная ярость кипела в его душе – но он кивнул.

И он повиновался.

Мерзкие трофеи в красивых шкатулках лежали в багаже Реддинга тщательно завернутыми. Гест не хотел рисковать тем, что какой-то запах задержится на его собственной одежде. Реддинг понятия не имел о содержимом этого свертка.

Калсидиец сдержал слово. В ночной темноте он материализовался в спальне Геста и, приказав встать на колени, заставил выучить наизусть список имен тех, с кем ему следовало связаться в Трехоге и Кассарике. Когда Гест попытался записать эти сведения, калсидиец пригрозил вырезать имена у него на ляжках, чтобы он смог справляться со списком, не рискуя выронить уличающие данные. Гест предпочел запомнить эти имена.

Когда он попытался задавать вопросы, чтобы узнать побольше о своем поручении, калсидиец отвесил ему пощечину. Звонкую.