ГПУ. На службе в ЧК и Коминтерне

Я увидел и убедился, что наряду с великой ненавистью, ставшей истинным лозунгом вождей большевизма, в них нет ни чести, ни истины и что вокруг них сплошной обман, шпионаж и провокация. Когда власть окончательно и целиком попала к большевикам, они в силу закона обратного действия, естественно, не могли не проявить своей глубокой реакционности.

На моих глазах беспощадно подавлялись протесты рабочих, засаживали в тюрьмы абсолютно невинных людей, их избивали и расстреливали. Я видел всюду кровь и слезы. Мы, то есть я и многие мои товарищи, поняли, что все делалось согласно воле руководителей политбюро. Что втаптывались в грязь и ужас и демократия, и свобода!..

Я описываю, как, осознав все это и решив уйти от них, я должен был проделать целый ряд махинаций и хитростей, чтобы почувствовать себя свободным.

Мне чуждо стремление этими воспоминаниями сводить мои мелкие личные счеты с теми или иными деятелями большевизма. Я ставлю себе лишь задачу написать правду, поэтому читатель не найдет в моих воспоминаниях кричащих газетных сенсаций.

Мне остается сказать в настоящем предисловии, что я расстался с большевиками не только потому, что мне стало лично невтерпеж, но главным образом для того, чтобы получить возможность бороться против них, как источника великого социального зла.

Часть первая Работа в Красной Армии

Глава 1

Мартовская революция 1917 года застала меня в Ялте, в Крыму. Вся Россия того времени была уже насквозь пропитана революционными идеями, особенно интенсивно распространявшимися благодаря несчастной войне. Мне было всего восемнадцать лет, и я, весь охваченный напиравшими на меня извне революционными идеями, встретил революцию восторженно…

В 1918 году Ялта была взята большевиками. Началась обычная картина расправы, с расстрелами, арестами, реквизициями…

Я, конечно, разделял все ультрабольшевистские взгляды, без критики, без анализа, на веру принимая все положения большевизма в учении Ленина. Следуя его заветам, что в борьбе «с классовым врагом все средства хороши и честны», я принимал и те зверства, которыми ознаменовался захват большевиками власти, как нечто должное, неизбежное и необходимое для революции, поставившей себе основную задачу — освобождение угнетенного народа, пролетариата и вообще демократии от гнета царизма и капитализма… И поэтому-то я по первому же зову вступил в Красную гвардию вместе с такими же, как и я, восторженными восемнадцатилетними гимназистами…

Я вступил в качестве добровольца в Н-й батальон Красной гвардии. И вскоре, кое-как вооруженные и обмундированные, мы стали уже принимать участие в боях, то есть в Гражданской войне… Боевая жизнь уже столько раз была описана, что я, чтобы не повторять этой избитой уже темы, не буду говорить о тех сражениях, в которых я принимал участие. Скажу лишь, что мы, молодежь, верили, до экзальтации верили в дело революции и восторженно окружали ореолом величия и поклонения наших тогдашних вождей: Ленина, Троцкого и других, видя в них истинных и бескорыстных вождей народа и пролетариата. И мы шли, жертвенно шли, не щадя себя, в огонь и умирали с этой верой и с высоким сознанием выполненного нами гражданского долга. И мы не замечали или почти не замечали стонов и слез близких, павших в этих боях…

Что нам были эти слезы и стоны — ведь перед нами открывались умопомрачительные горизонты великой свободы человека!

Мы верили и умирали… Много лет прошло с той поры, и ушли, безвозвратно ушли те молодые силы, кровью которых Ленин, Троцкий и другие велисвоедело. Часть этой молодежи погибла в братоубийственной Гражданской войне. Часть надорвала свои силы и погибла от болезней. Часть освоилась с новым режимом и срослась с ним. И часть верных заветам революции «все для народа», поняв истинные побуждения своих вождей и разочаровавшись в них, поняв, что торжество большевизма повергло нашу Родину в ужас и мрак отчаяния, насыщенного человеконенавистничеством, порвала с ним и ушла в подполье, чтобы оттуда бороться против своих вчерашних товарищей…

Но возвращаясь к моей военной службе, которая вскоре была прервана наступлением немцев и белых. Мы должны были отступить. Лично я должен был бежать, так как среди шедших с немцами белых офицеров были мои родственники и мне пришлось бы плохо. Я бежал в Грузию, в Озургети, где занялся подпольной большевистской работой.

1919 год застает меня уже в России, в Астрахани, в качестве политического комиссара Н-го полка Н-й армии.