Граф божьей милостью

— Не смею, ваше сиятельство. Виноват я перед вами, истинно виноват. Не видел я добра от вашего сословия, привожу тому в свидетели Господа нашего, и вас мнил за такого, в чем винюсь. Не сомневайтесь, век буду помнить доброту вашу и детям заповедаю! Теперь вижу, что истинно радеете за наш народ!

— Все будет хорошо, метр Ульрих… — уже теряя терпение, я подхватил его под руку и поставил за ноги. — Все будет хорошо. Идите…

И подтолкнул к выходу из комнаты. Проводил взглядом беспрестанно кланяющегося бюргера и почти без сил упал на постель.

Ну что тут скажешь… Операция «Чехарда», так я ее успел поименовать, завершилась полным и безоговорочным успехом. Позавчера Генеральные Штаты благополучно провалили голосование за лишение герцога Максимилиана регентских полномочий, мало того, повторной сессией утвердили его полномочия до полного совершеннолетия Филиппа, без права обжалования и одновременно наделили правом предпринимать все необходимые действия по обороноспособности без предварительного согласования с кем-либо. В том числе, в его прерогативу вошло заключение союзов, когда угодно и с кем угодно.

А дабы не вышло какой заминки, здание где проходило заседание во время сессии плотно окружили верные люди герцога во главе со мной. Народишко было принялся волноваться, мол, что сатрапы творят, но его быстро угомонили немецкие наемники. И даже обошлось без особых зверств. Всего-то десяток порубленных, столько же увечных, да полсотни изъятых из обращения. Мелочи, в свое время для наведения порядка в Генте мне пришлось гораздо больше крови пролить.

Уве ван дер Сюрта, а также большую часть его партии, тоже полностью изъяли из обращения. Их место уже заняли другие делегаты. Грядет образцово-показательный публичный судебный процесс за шпионаж с соответствующими выводами. Значитца, дабы другим неповадно было.

Томас ван дер Воорт благополучно сохранил делегатский мандат, но свои политические пристрастия резко поменял: от ярой ненависти к Максимилиану, до полного восхищения и одобрения оного. А заодно глубоко сел на крючок к инквизиции и теперь сто раз подумает, прежде чем выкинуть какой-нить фортель. Что и неудивительно, у церкви с мужеложцами разговор короткий: в лучшем случае оскопят, а в худшем и спалить могут.

Ульрих Гекеренвен тоже остался на своем месте в обмен на верность, но за его сына пришлось повоевать. Увы, за ереси сейчас спрашивают, не взирая на лица. Еле уговорил чертова фра Георга, пришлось даже пообещать продвижение в Ордене. Совсем без наказания не обошлось, парню придется провести год в одном из монастырей, причем под строгим покаянием, но по сравнению с обязательным в таких случаях костром — это мелочи. И поделом, нехрен голову всякой ерундой забивать. В свое время читал этого Арнольда Брешианского — редкостная муть. Причем крайне вредная.

Ну а я…

А я, тудыть его в качель, слег с дикой простудой. Заразил все-таки гребанный мудак де Бурнонвиль. Кол бы ему в жопу, скотине инфицированной.

Уже второй день башка словно пустое ведро, суставы ломит, озноб такой, что зубы стучат как кастаньеты, сопли ручьем и вот это все. Присланного герцогом лекаря прогнал пинками, лечусь народными методами, благо, сборы трав от моего лекаря всегда со мной. Помогает, но, сука, один хер неделю придется проваляться в постели. Вот зла не хватает. Зарезать кого-нибудь хочется…

Сунулся к кубку с горячим вином и обнаружил, что оно уже остыло. И с дикой злостью шарахнул сосудом об стену.

— Луиджи, Клаус, где вы, бездельники?!! А-а-апчхи, мать вашу так перетак… Что, суки, заморить господина решили? Запорю уродов!!!

Тут же с грохотом отворилась дверь и в комнату заполошно влетели оруженосцы. А следом за ним Симона, кастелянша имения.

— Простите, ваше сиятельство!!! Сей момент…

Клаус с поклоном вручил мне новый кубок с гиппокрасом, Луиджи брякнул на стол кувшин с дымящимся настоем трав, а кастелянша принялась спешно сервировать ужин.

Хватив добрый глоток вина с пряностями, я принюхался и возмущенно заорал:

— Сука, ну куда столько чеснока жрать? От вас так несет, что кобылу уморить можно!

— Но, ваше сиятельство… — Клаус испуганно шарахнулся от меня. — Вы сами приказали есть нам чеснок.

— Да-да, сир… — поддакнул Луиджи. — Так и сказали, «жрите как не в себя», дабы не заразиться. Правда, что такое «заразиться», почему-то не пояснили.

— Так и сказал?

— Ага…

— Ну тогда ладно… — смилостивился я. — Апчхи… блядь, да что же это такое, тысяча чертей и преисподняя…

При упоминании хвостатых и чистилища, Симона перекрестилась и стремглав свалила в коридор. Эскудеро даже не поморщились, уже привыкли.

Луиджи замялся, явно желая что-то сказать.

— Говори, но рожай быстрей.

— Дамы явились… — оруженосец повинно потупил голову.

— Кто? Сколько?

— Баронесса Луиза де Персильяк и дама Анна де Трувьер. С ними служанки ихние, числом пять на двоих. Грят, посланы самим его высочеством Максимилианом, ухаживать за вами. Уезжать не хотят, грозятся, буянят и даже поносными словами ругаются.

— Suka… Prinesla nelegkaya… — обреченно ругнулся я на русском языке.