Граница безмолвия

– Так точна, товарища старший лейтенанта.

– Когда ты научишься хотя бы эти три слова – «товарищ старший лейтенант» – по-человечески произносить? – поморщился Загревский. И был ошарашен, когда Оленев неожиданно, со свойственной ему невозмутимостью, ответил:

– Зато я по-тунгусски все правильно произношу. Когда слова тунгусские, я их очень бережно произношу, да… – Причем молвил он это на чистейшем русском, без какого-либо коверкания слов.

– Слушай, старшина, а ведь, кажется, среди нас объявился тунгусский буржуазный националист? – сразу же обратил на это внимание Загревский.

– Почему сразу «буржуазный националист»? Просто… патриот своего края, своего народа.

– Почему «националиста» называешь, товарища старший лейтенант? – поспешно поддержал его Оркан Оленев. – Просто патриот. Мудро старшина говорит.

– Как считаю, так и говорю, ефрейтор, в гроба мать! – набычился начальник заставы. – И не тебе меня поучать, Тунгуса хренов!

– А как по мне, главное, что стрелок он хороший и службу знает, – попытался Ордаш как-то замять этот «разговор некстати», понимая, что конфликт назревает нешуточный. – Уверен, что сегодня мы с ним тоже что-нибудь да подстрелим. Правильно говорю, ефрейтор?

– Песца подстрелим. Вкусный мясо, однако, – оживился Оленев, тоже понимая, что стычка зашла слишком далеко.

Он уже не раз уходил с двумя-тремя сибиряками в тундру или на лежбище, чтобы приносить для заставы свежее мясо да шкуры, из которых для часовых шили унты. На армейские валенки, которые очень быстро пропитывались влагой и очень трудно поддавались сушке, здесь мало кто рассчитывал. На этом он и решил построить свое примирение.

– И все же не дает мне покоя этот летающий немец, – произнес Загревский вместо очередного тоста, подняв кружку с порцией разведенного спирта. О «тунгусском буржуазном националисте» за столом было забыто. По крайней мере, на время. – Какого дьявола он забрался сюда и что вынюхивал?

– Ответ может быть только один, – старшина съехал на краешек кресла и вытянул ноги так, словно прямо здесь возжелал предаться сну. – Разведывал, созданы ли на острове какие-нибудь укрепления, стоит ли напротив острова застава и не поленились ли мы хоть как-то укрепить подступы к ней. Кстати, увидев нас на острове, пилот решит, что русские содержат здесь небольшой гарнизон. Так начальству своему и доложит.

– Значит, от похода сюда тоже польза будет, да… – заметил Оленев. – Много мы разведай, однако.

– …И, конечно же, выслеживал, не появился ли где-то поблизости военный караван, – продолжил свои размышления старшина, не обращая внимания на замечание тунгуса.

– Караван-то ему зачем? – возразил старший лейтенант, крякая после выпитого и закусывая порцией рыбных консервов. – Мы же с Германией не в состоянии войны.

– До сих пор не были в этом состоянии, – уточнил Ордаш. – А если учесть, что связи с землей у нас давно нет…

– Да и караван обычно идет под конвоем, одному германцу сквозь зенитки не пробиться. И потом, он ведь не бомбардировщик.

– Он – нет. Но может дать наводку бомбардировщикам, которые встретят эти корабли где-нибудь в районе Печорской губы, острова Вайгач или Амдермы.

– О чем ты, старшина?! – возмутился Загревский. – Мы что, воюем с германцами, что ли?! Говорю же: договор у нас о ненападении. По рации передали, предупредили, так сказать.

– Договор – это хорошо, – мечтательно и слегка захмелело произнес старшина. – Но только германец – он и есть германец. И для чего-то он здесь появлялся.

– Еще раз появится – карабин стрелять будем, – воинственно объявил Тунгуса. – Метко стрелять будем, как песец. Нечего ему на тундра наша летать, оленей распугивать, да…

– Во, слыхал, старшина? Оказывается, еще один рейхс-ефрейтор в этом мире объявился! – проворчал старший лейтенант, явно намекая на то, что ефрейтором в свое время служил Гитлер. – Давно известно, что самый страшный человек в армии – ефрейтор. Так оно и есть.

19

Пейзаж, открывшийся утром барону фон Готтенбергу, буквально поразил его. Он ожидал увидеть болотистое озерце посреди столь же болотистой, унылой тундры. На самом же деле палатка его стояла на краю низменного плато, окаймленного какими-то полуразрытыми холмами и приземистыми тундровыми рощицами. Взлетная полоса «Северного призрака» была проложена частью по каменному, хорошо расчищенному прибрежью, а частью – по толстым стальным листам, давно опробованным пилотами на запасних аэродромах в Финляндии и на Балканах.

– Все, что должно остаться на вашей базе, выгружено? – поинтересовался Готтенберг у коменданта «Северного призрака», шедшего чуть впереди группы офицеров, провожавших оберштурмбаннфюрера к склону господствующей возвышенности.

– Продовольствие, боеприпасы, полярное обмундирование, лыжи, горючее, маскировочные сети, – отрапортовал тот. – Судя по белым сетям и полярному обмундированию, нам собираются устроить здесь арктическую зимовку?

– Считайте, унтерштурмфюрер Фюрт, что приказ об этом вы уже получили, – на ходу ответил барон.

– Но ведь согласно плану «Барбаросса», русская кампания до зимы должна быть завершена.