Греческая мифология, сформировавшая наше сознание

Однако чаще акцент делался именно на положительных аспектах. В своем аллегорическом трактате «О подвигах Геркулеса» (1406) канцлер Флоренции Колюччо Салютати предложил глубоко метафорическую трактовку Подвигов героя, охарактеризовав их как деяния, совершенные vir perfectus («идеальным мужем»)[409]. Схожим образом в середине XVI века Пьер де Ронсар в общих чертах проводит параллели между Христом и Гераклом в своем «Гимне христианскому Гераклу»[410]. Иного рода хвалебные отзывы мы видим в повторяющихся упоминаниях о Геракле как о модели героя-рыцаря, с которой Эдмунд Спенсер сравнивает короля Артура и его рыцарей в поэме «Королева фей» (1590–1596). Один из множества примеров появляется в книге пятой: там противостояние Артура и тирана Сулдана (= короля Испании Филиппа II) сравнивается с триумфальной победой Геракла над кровожадным фракийским царем Диомедом. Позже в этой же поэме мы встречаем другого деспота, сокрушенного Артуром, – трехтелого Герионео, сына древнего чудовища Гериона[411]. Герионео – еще один эквивалент Филиппа II, правившего тремя королевствами: Испанским, Португальским и Нижними Землями.

Политика

Эти выдержки из работы Спенсера смещают фокус с этики на политику – на тот аспект истории Геракла, который вышел на первый план в эпоху Возрождения[412]. Размышляя об этом аспекте, было бы ошибкой изолировать двенадцать Подвигов, словно они составляют обособленный идейный блок, – не в последнюю очередь потому, что не существовало точного соответствия между древними и более поздними версиями того, какими в действительности являлись эти Подвиги. Многие писатели и художники Средневековья и Возрождения подхватили идеи своего предшественника Боэция, который в весьма популярном труде «Утешение философией» (523) опустил пять Подвигов из тех, что включали в список древние авторы (лань, Авгиевы конюшни, быка, пояс амазонок и Гериона), заменив их схватками героя с речным божеством Ахелоем, с Кентавром и с великанами Антеем и Каком, а также испытанием, связавшим его с Атлантом и необходимостью держать небо на своих плечах[413]. Однако гибкость в определении того, что считалось Подвигом, а что нет, мало на что влияла по сравнению с главным: Геракл сыграл доминирующую роль в политической идеологии многих европейских стран благодаря своему умению противостоять опасным и зачастую чудовищным противникам. Этим акцентом как раз и руководствовались, когда одни Подвиги превозносили, а значимость других преуменьшали (все те же лань, пояс амазонок и Авгиевы конюшни).

Если говорить о Геракле в эпоху Возрождения, то точкой отсчета, очевидно, стоит считать Италию. Образ Геракла появился на государственной печати Флоренции в 1281 году, символизируя героические достижения, которыми гордился город: речь о сокрушении тирании и других опасных врагов[414]. Статуя «Геракл и Как» – знаковая работа скульптора Баччо Бандинелли – заняла место при входе в Палаццо Веккьо, рядом с «Давидом» Микеланджело. В Ферраре изображения Геракла – скульптуры, картины, гобелены и фонтаны – были широко распространены при дворе Эсте. Семья Эсте провозгласила Геракла своим предком – и это бахвальство выразилось в имени Эрколе д’Эсте, правившего с 1471 по 1505 год. Федерико II Гонзага, сына несравненной Изабеллы д’Эсте, художник представил в образе Геракла на потолке Зодиакального зала в Палаццо Дукале в Мантуе: он держит дубину, обвитую золотой лентой с надписью Ubique fortis («Везде силен»)[415]. Сомнительной поддержкой всем этим итальянизированным Гераклам стали тексты Анния из Витербо, доминиканского монаха XV века, выдумавшего вздорные псевдоисторические «сведения», которые, помимо прочего, претендовали на статус документальных подтверждений путешествия героя из Испании в Италию, где он якобы основал некие гражданские организации[416].

Император Максимилиан в виде Геракла Германского. Гравюра на дереве. 1495–1500 гг.

The British Museum, London. Photo The Trustees of the British Museum.

Взаимоотношения между Гераклом и германцами опираются на авторитет Тацита, который свидетельствовал: «Говорят, что Геракл однажды бывал и у них, и они, прежде чем ринуться в бой, воспевают его как первого из храбрых»[417]. Эту связь активно использовали в XV и XVI веках. Святого римского императора Максимилиана I изображали – весьма неправдоподобно – как «Геракла Германского». Карла V, внука Максимилиана и его преемника на императорском троне, также настойчиво связывали с Гераклом: на портрете императора руки Пармиджанино (ок. 1530) герой изображен в виде малыша, вручающего Карлу большой земной шар. Более впечатляющей (буквально), чем эти портреты Максимилиана и Карла, является картина художника Гольбейна, который недвусмысленно изобразил Мартина Лютера в облике супергероя Геракла Германского. Своей беспощадной шипастой дубиной он забивает до беспамятства знаменитых людей – в частности, Аристотеля и Фому Аквинского; уменьшенный папа Лев X (с тремя тиарами – Герион?) свешивается с кольца, продетого через нос Лютера.