Фрэнк отсалютовал мне – таким манером, что сразу стало ясно, что он никогда не служил в армии.
В дом я вернулась, размышляя, не выбросить ли мне конверт в мусорное ведро. Я даже открыла крышку и занесла письмо над бачком. И не решилась. В кухне громко звенела тишина. Дети явно знали, кто отправил мне это послание и что в нем.
На первом листе обнаружилось короткое сообщение и маленькая карта с маршрутом.
Бабочки запорхали у меня в животе.
Конвертов оказалось два. Первый был из офиса Кирана Дарсуса.
– Детали его предложения о работе, – тихо сказала я, просматривая письмо. Потом перевернула страницу и прочла описание того, что ему требуется. Простой процесс оказания помощи его матери при переходе был описан с огромным количеством ненужных подробностей, кем-то, кто полагал, что разбирается в моей работе – и, конечно, не разбирался.
Императивный сеанс? Устройства духовной коммуникации?
– Зачем мне, черт побери, диктофон? Эти штуковины ловят одно слово из десяти. Приемник «Spirit box»? О нет, они просто издеваются.
Я продолжила листать.
И у меня перехватило дыхание.
И задрожали руки.
Я молча передала страницу детям.
– Что это? – спросила Дейзи Мордекая, выхватила у него листок и быстро пробежала глазами. – Охренеть.
– Не выражайся, – просипела я.
– Оклад сто тысяч плюс дополнительные льготы. – Выпучив глаза, она уставилась на Мордекая. – Как думаешь, что за льготы такие?
– Не знаю. Может, завтраки. Некоторые компании кормят сотрудников пончиками.
Мордекай взял бумагу, начал читать – и глаза его вдруг застыли, а на лице появилось тоскливо-мечтательное выражение.
Он увидел раздел пособий, охватывающий всю мою семью, включая подопечных без документов (имена перечислены). Накопительный пенсионный счет, страховой полис, куда входила и стоматологическая помощь… а также все медицинские услуги, как магические, так и не-магические. Мордекаю оплачивали бы сыворотку, он получил бы доступ к обычным осмотрам, а в ближайшем будущем – и возможность полного исцеления.
Мальчик сердито швырнул документ на стол:
– Он пытается купить ее.
– Несомненно. Но… – Дейзи присвистнула. – Он считает, что стоит она
– Потому что так и есть.
Мордекай отвернулся к холодильнику.
– Да, Морди, мы знаем, что она стоит больше, чем корзина золота и шоколада. Но раньше это знали только мы. – Дейзи придвинулась ближе к столу. – Опять-таки, она настоящий маг пятого уровня. – Она потянулась к своему блокноту. – Нужно выяснить, какова ценность таких, как она, на рынке труда. Может, он нас обсчитывает. Этот урод уже задолжал нам денег за паноптикум. Я не забыла. И будь я проклята, если он опять нас обдурит.
– А это мне, да? – тихо спросил Мордекай, глядя на конверт, дрожащий в моих руках.
Я не отводила взгляд от титульного листа. Не хотела, чтобы мальчик видел мой страх.
В этом пакете – ответ на вопрос, окончательно ли я испортила ему жизнь своей неспособностью обеспечить его лекарствами, или надежда еще есть, но только если я добровольно отдамся в руки эгоистичному, властному Полубогу, собирающемуся вступить в бой со своим смертоносным отцом.
– Ну, похоже, придется мне взять эту честь на себя, – Дейзи, которая, очевидно, все поняла по моему лицу, отложила блокнот и осторожно взяла конверт.
Мордекай смотрел в окно – не замечая задернутой занавески.
Дейзи глубоко вздохнула и перевернула титульный лист.
– Читай вслух, – сказал Мордекай. – Это не имеет значения. Какой смысл ходить вокруг да около.
– Коррозионные агенты – сорок четыре процента, – прочитала девочка и нахмурилась. – Реактивность – семьдесят два процента… – Она покачала головой и перевернула страницу. Потом еще одну. И еще. – Ага. Вот. Резюме. – Она облегченно улыбнулась. – Степень повреждения на грани критической,
Боль скрутила мне сердце, на глаза навернулись слезы. Я отвернулась к кофеварке, чтобы дети не увидели.
– Только у меня нет работы, Дейзи. И теперь нет даже шоу уродов. Я не знаю, как заработать деньги. Что будет, когда лекарство у нас кончится?
– Не нужно нам это шоу уродов. Выведем твое выступление на улицы! – Дейзи схватила блокнот. – Должен же найтись такой темный переулок, в котором твоя магия запоет по-настоящему.