Грех (сборник)

Их отряд стоял в этой странной, жаркой местности у гористой границы уже месяц. Пацаны озверели от мужского своего одиночества и потной скуки. Купаться было негде. В близлежащее село пару раз заезжали на «козелке» и увидели только коз, толстых женщин и нескольких стариков.

Зато сельмаг и аптека выглядели почти как в дальней, тихой, укромной России. Пацаны накупили всякой хрустящей и солёной дряни, ехали потом, плевались из окна скорлупками орешков и солёной слюной.

База находилась в десяти минутах езды от села. Странное здание… Наверное, здесь хотели сделать клуб, но устали строить и забросили.

Они спали там, ели, снова спали, потом остервенело поднимали железо, напрягая бордовые спины в синих жилах. Походили на освежёванных зверей, пахли зверем, смеялись, как волки.

Бродили первое время по окрестностям, с офицерами, конечно. Осматривались.

Парень по кличке Вялый наступил как-то на змею и всех позвал смотреть.

– Ядовитая, – сказал Вялый довольно. На скулах его виднелись пигментные пятна. Змея яростно шипела и билась злой головкой о носок ботинка, Вялый смеялся. Придавил ей голову вторым ботинком и разрезал змею надвое жутко наточенным ножом. Поднял ногу – и хвост станцевал напоследок.

После того как пацаны пристрелялись из бойниц и блокпостов, шуметь и переводить патроны запретили. А так хотелось ещё немного пострелять. Представить атаку бородатых бесов с той стороны гор, и эту атаку отбросить, рассеять, порвать.

У них было три блокпоста, два бестолковых и ещё один на каменистом и пыльном пути с той чёрной, невнятной стороны, где жили обособившиеся злые люди.

Сегодня пацаны стояли на блокпосту, что располагался у дороги. Здесь была и стационарная рация, но позапрошлая смена что-то учудила: нажрались, наверное, черти, то ли уронили её, то ли сами упали сверху. Не работала потому. Радист собирался сегодня с утра приехать, чинить.

Вялый смотрел в рассеивающуюся темноту. Сержант был готов поклясться, что у Вялого дрожат ноздри и пигментная щека вздрагивает. Вялый хочет кого-нибудь загрызть. Он и ехал сюда убить человека, хотя бы одного, даже не скрывал желания. «Здорово увидеть, как человеческая башка разлетается», – говорил, улыбаясь.

– Вялый, долго ты собираешься продержаться на этом блокпосту? – спрашивал иногда Сержант.

– А чего не продержаться, – отвечал Вялый без знака вопроса, без эмоций и трогал стены, шершавый бетон. Ему казалось, что бетон вечен, сам он вечен и игра может быть только в его пользу, потому что как иначе.

В семь утра, ну полвосьмого, их должны были сменить, и Сержант, лёжа поверх спальника, с сигаретой в руке, посматривал на часы. Хотелось горячего, на базе, наверное, борщ… Сегодня среда, значит, борщ.

Курилось тошно, оттого что голодный. Дым рассеивался в полутьме.

Их было шестеро; ещё Рыжий, Кряж и Самара.

Самара, самый молодой из них, служил в Самаре; Рыжий был лыс, за что его прозвали Рыжим, мало кто помнил, и сам он не вспоминал; Кряж отличался малым ростом и странной, удивительной силой, которую и применял как-то не по-человечески: вечно что-то гнёт либо крошит, просто из забавы.

Сержант, его все называли Сержант, иногда хотел, чтобы Кряж подрался с Вялым, было интересно посмотреть, чем кончится дело, но они сторонились друг друга. Даже когда ели тушёнку из банок, садились подальше, чтоб случайно не зацепиться локтями.

Вялый порылся в рюкзаке, ища, что пожрать – тоже проголодался; вообще он неустанно себя насыщал, упрямо двигая пигментными скулами.

Кряж, напротив, ел мало, будто нехотя; мог, казалось, и вовсе не есть.

Когда Вялому хотелось насытиться, он становился агрессивен и придирчив. Доставал кого-нибудь неотвязно, при этом очень желал пошутить, но не всегда умел.

– Витёк, – позвал он. – А зачем ты сюда приехал?

– Я Родину люблю, – ответил Витёк.

Вялый поперхнулся.

– Охереть, – сказал он. – Какую Родину?

Витёк пожал плечами: мол, глупый вопрос.

– Родину можно дома любить, понял, Витёк? – Вялый нашёл наконец древнюю горбушку ржаного и отщипывал пальцами понемногу, прикармливая себя. – А сюда ездить за тем, чтобы Родину любить, – это извращение. Хуже, чем если в рот, понял?

– Ты, значит, извращенец? – спросил Витька.

– Конечно, – согласился Вялый. – И Самара извращенец. Смотри, как он спит: как извращенец…

– Я не сплю, – ответил Самара, не открывая глаз.

– Слышишь, что ответил: «Я не сплю», – отметил Вялый. – А с первой частью моего утверждения он согласен. И Сержант извращенец.

Вялый посмотрел на Сержанта, надеясь, что тот поддержит шутку.

Сержант забычковал сигарету о стену и от нечего делать сразу прикурил вторую. На взгляд Вялого не откликнулся.

Он не помнил, когда в последний раз произносил это слово – Родина. Долгое время её не было. Когда-то, быть может в юности, Родина исчезла, и на её месте не образовалось ничего. И ничего не надо было.

Иногда стучалось в сердце забытое, забитое, детское, болезненное чувство. Сержант не признавал его и не отзывался. Мало ли кто…

И сейчас подумал немного и перестал.