Грезы минувшей осени

В квартире никого не было. Он вспомнил, жена и дети должны были сегодня поехать на день рождения и просили его приехать тоже. «Я уже был сегодня на дне рождения, — подумал он, — и на поминках тоже. День рождения и поминки в один и тот же день. Такая штука жизнь. Траур и веселье почти соседствуют. Сменяют друг друга, но иногда и встречаются. Боже, я совсем пьяный… И почему так сухо во рту?» Он налил себе стакан чаю, затем выпил ещё один. «ОНА не любит меня. Думал, Медея… Нет, не Медея. А мне не нужна Медея. Мне нужна была ОНА, с головы до ног ОНА. Больше никто». Он прилег на диване и удивился, люстра почему-то стала кружиться, потолок тоже. «Пусть кружатся», — безразлично улыбнулся он своим мыслям. «ОНА сказала мне „идиот“. Так после поцелуя может сказать только любящая женщина. Потом добавила — „мне приятно“. Интересно, может ли женщина, безразличная к мужику, позволить себя целовать? А потом ещё сказать — мне приятно? Нет, конечно, не может. Тогда зачем конец? Ах, да, да… Дальше — хуже. Понятно, понятно… Все же, черт подери, как несправедливо в мире… Сильная любовь, преданность только одной женщине, с которой не спишь, воспринимается ею как болезненность. Выходит, преданность это болезнь? Болезнь потому, что целый год ни с кем не общаешься, думая только об одной. А она, эта единственная, тогда сказала — вы больной. После разбитых часов. Наверное, не только из-за часов». Его взволнованность при НЕЙ, его не логичные иногда поступки и действия, слова, сказанные отнюдь некстати, были вызваны раздражительностью одичавшего мужчины. Целый год без интима, целый год без женщины. «Какая подлость, горько подумал он, какая несправедливость… Любя ЕЕ теоретически, надо было параллельно с кем-то спать. Хотя бы потому, чтобы не выглядеть болезненно. Любя ЕЕ, надо было регулярно ЕЙ же изменять. Тогда возможно было бы сохранить форму и выглядеть всегда ровным. Нет, это тоже не дело. Меня ни к кому не тянуло, тянуло только к НЕЙ. А ОНА, ОНА… Бог с НЕЙ, пусть думает, что хочет. А у меня совесть чиста.

У меня совесть всегда была чиста. Даже много лет назад, будучи студентом… я получал письма, записки, но никогда не шел на определенные отношения. Потому что мне они просто не нравились. Интересно получается. Ты кому-то нравишься, а тот человек тебе нет. В свою очередь, мне нравится одна, а я ей не нравлюсь.

Считаю, что моя совесть чиста и сегодня, особенно перед НЕЙ, — горько подумал он. Мы расстались бесповоротно с тобой, теперь уже навсегда. Живи со мной без меня, а я с тобой и без тебя. И лучше умри, чем вспомнишь обо мне в объятиях мужа. А я не вспомню тебя в постели с кем-то. Пускай все так и останется».

Вдруг что-то резко и больно кольнуло в левой части груди. Он охнул от боли, почему-то сразу вспомнил глаза любимой женщины — невыразимо красивые, безнадежно грустные, беспредельно глубокие. Потом миндальные глаза стали медленно исчезать, уступая место обволакивающей, густеющей белизне длинного, увлекающего коридора…

Прошел месяц.

Подходил к концу рабочий день. Посетителей сегодня было не так уж и много, но ОНА чувствовала непривычную усталость. «Как хорошо, — подумала ОНА, регистратор не зафиксировал никаких заявок. Отдохну хоть». ОНА подошла к зеркалу, пристально вгляделась. Глаза чуть запали, лицо какое-то одутловатое. Так можно выглядеть, когда регулярно в последние дни не высыпаешься. А тут еще… он…

ОНА задержалась у зеркала, явно ухмыляясь мыслям. Глаза… Обыкновенные глаза, что он нашел в них? Во всех своих письмах он обязательно восхищался ими, письменно целуя. Наверное, не только письменно. Его пылкие взгляды, по сути, ничем не отличались от явных поцелуев. Ласкать, вероятно, можно не только губами, руками, но и глазами, огнем которых может воспламениться даже лед. Что-то давно его нет, моего огнемета. Наверное, обиделся и теперь сидит и выжидает. Ждет моего звонка, но ничего. Подождет, подождет и сам прибежит. Такое уже не раз было.