- Дозвольте переселить тех, кои своей волей на то пойдут, с семьями,
для начала тысячи три - в год по тысяче, и... сгинут Бентамы и Асторы,
яко дым от лица огня! Пахари, они и домы свои защитят, они и целину
американскую русской силой поднимут. Оброк, окромя подушной, не в три
- в десять рублей с тягла выплатят... Компанию наших купцов всем
достоянием ответствовать заставлю!
- Почему, Григорий Иванович, вы, домогаясь переселить
государственных крестьян, не призываете в Америку помещика
просвещенного, который и людей своих с собою бы взял, и семена злаков,
и орудия сельскохозяйственные? - остро вглядываясь в пылающее лицо
Шелихова, но и на йоту не повысив голоса, спросил Воронцов. - Среди
дворянского сословия сейчас найти можно немало трудовых
землевладельцев, возьмем для примера тульских - Болотова, Андрея
Тимофеевича, и Бобринского, добывание сахара из свеклы учреждающего,
на Полтавщине у Трощинского все хозяйство на англицкой передовой
системе, тоже вот у Румянцева графа, даже я, у меня... да, и я готов
подумать об опыте, столь обещающем...
- Они... я... вы... я, ваше сиятельство, государственных, на себя
работающих, ну и... на казну... будто и вольные они... - Шелихов под
нацелившимися на него глазами Воронцова и Ростопчина путался, тщетно
подыскивая слова, которыми он мог бы выразить свою мысль, не теряя
навсегда доверия и расположения вельможного крепостника.
Представления Шелихова о силах, движущих прогресс и историю,
были, конечно, сбивчивы и противоречивы. Он понимал, что в соседстве
со свободными людьми американских Штатов и Канады все сравнения были в
пользу их жизни и нравов, - только руки таких же свободных людей могли
бы удержать за Россией его Америку. В голове промышленника копошилась
догадка, что в наличии свободных рук заключены его собственные выгоды
и польза, а в глубине души таилась обида на Воронцова за пренебрежение
к купеческому сословию. Провал в Ближнем Совете при государыне
поданного Шелиховым два года назад прошения от имени компании он
приписывал Воронцову. Отчаявшись тогда найти для заокеанской земли
вольнонаемных пахарей и мастеровых, Шелихов попробовал вырвать у
феодалов уступку своему сословию - подал на высочайшее имя дерзкую
просьбу о праве на покупку людей для освоения Славороссии, таком же
праве, какое имели Строгановы и Демидовы на Урале.
- Даже Колумбу и Ньютону было бы непозволительно присвоить
исконные права дворянства! - первым подал свое мнение генерал-прокурор
князь Александр Вяземский, настоявший в свое время на четвертовании
Пугачева.
- Еще бы! - иронически отозвался Воронцов, готовясь пред лицом
государыни последовательно выступить в защиту уравнения прав ведущих
сословий империи.
- Купец сей гульвиса,* - неопределенно заметил дипломат
Безбородко. Воспитанник духовной академии, он никогда не высказывался
по существу дела прежде матушки-царицы. (* Проказник, сумасброд
(укр.).)
- Так, отказать полагаете, господа советники, - решила
государыня, поняв непозволительную иронию Воронцова и тем охотнее
становясь на сторону феодалов в одном из первых столкновений интересов
дворянства с интересами выходящей из младенчества российской
буржуазии.
Генерал-губернатор Сибири Пиль под великим секретом сообщил
Шелихову о провале его ходатайства, приписывая из личного уважения к
Воронцову решающее значение восклицанию того: "Еще бы!" Мореход в
поисках сочувствия рассказал об этом Николаю Петровичу Резанову, но
услышал от зятя давно уже знакомое и утешительное: "Все к лучшему в
этом лучшем из миров" - и не мог с тем не согласиться по зрелом
размышлении.
Резанов, как дважды два, доказал, что "крепость" для россиян и в
то же время свобода для индейцев и алеутов несовместимы и грозят
непреодолимыми затруднениями в устройстве заокеанских земель, а на
превращение индейцев и алеутов в крепостные души у компании и самого
Шелихова не хватит ни сил, ни средств. Все помыслы в Америке, таким
образом, должны свестись к промыслу рабов, к чему мореход не имел
никакой охоты. Он и в дальнейшем никогда не искал возможностей
приобрести "мужичков" в обход закона, как делали это многие российские
промышленники с помощью разных вертопрахов дворянского звания, всегда
готовых за малую мзду предоставить для этого и свое имя и дворянские,
самим господом богом присвоенные, "голубой крови" права.
Шелихов догадывался, что надо идти новыми, непроторенными
дорогами, но он не умел или не смел опередить дух своего времени.
И сейчас, стоя перед Воронцовым с мыслью построить хотя бы кусок,
хотя бы часть новой, не зараженной дворянскими язвами американской
земли, он боялся оттолкнуть от себя единственного защитника и
покровителя.
Не найдя ничего подходящего, он перескочил тогда на перспективы
будущего раскрытия Америки, простодушно надеясь уйти от прямого
вопроса Воронцова.