i a3ecc4926ae78677

Дисциплина? К черту дисциплину, когда тевтонские дирижабли безнаказанно бомбят

Англию!

«Моран-Солнье» взлетел и скрылся в небе.

Где-то между Гентом и Брюгге английский самолет настиг противника. Он находился

сзади и выше цеппелина — на высоте приблизительно три тысячи метров.

Выключив двигатель, Уорнфорд начал снижаться. Когда дирижабль оказался в точности

под самолетом, летчик сбросил зажигательные бомбы прямо на противника.

Одну за другой, одну за другой.

Когда он освобождался от последней, первая взорвалась.

Сильный взрыв перевернул «Моран», и на короткое время пилот потерял управление. С

трудом он выровнял самолет и успел еще проследить, как пылающий дирижабль падает на

землю.

— Проклятье! — Уорнфорд обнаружил, что взрыв повредил и «Моран-Солнье»:

бензопровод протекал, топливо выливалось.

Оставалось одно: срочно садиться. Территория внизу занята врагом, но... Еще не хватало

погибнуть так глупо!

Уорнфорд направил «Моран-Солнье» к земле.

Немцы уже наверняка ищут английский самолет. Вряд ли от их ока укрылись такие

выдающиеся события, как взрыв дирижабля и посадка летательного аппарата противника.

Оставалось надеяться на то, что их конные разъезды где-нибудь застрянут...

Суб-лейтенант осмотрел свой самолет. Да, топливо вытекало. Если англичанин хочет

благополучно убраться с занятой врагом территории, ему предстоит как можно скорее

починить помпу и трубку питания, залить в бак из запасного резервуара, попробовать

перезапустить двигатель...

Уорнфорд возился со своим самолетом, каждое мгновение ожидая окрика на немецком

или выстрела в спину. Что ж, не зря потратил часы инструктор, который учил его

аварийному ремонту самолета и постоянно твердил, что из «этого задиры не выйдет

толка».

Ошиблись, сэр, с упрямым злорадством думал Уорнфорд. Кое-какой толк из «этого

задиры» все-таки получился.

Двигатель начал отзываться, самолет побежал по полю... Отрыв.

Вечерняя тьма скрыла «Моран-Солнье», небо приняло его...

7 июня 1915 года, район Гента, 3 часа 45 минут

Штурман Альфред Мухлер оглох, ослеп. Его лицо было мокрым — от крови, от слез, от

пота? Он не знал.

Он ощутил, как его толкнула сила, во много раз превосходящая человеческую, и

вышвырнула из дирижабля.

Он падал.

...— Очнитесь! О, сударь!.. Очнитесь!

Сквозь забытье Мухлер слышал женские голоса. В мутной пелене перед его взором

возникло лицо немолодой монахини.

— Где я? — прошептал штурман.

— Он пришел в себя! Он понимает! — обрадовалась монахиня и обратилась к

пострадавшему: — Вы в монастыре, дитя мое. Господь приземлил вас прямиком на

матрасы, которые мы разложили на земле для просушки. Однако вы сильно пострадали.

Сейчас сестра Беатриса посмотрит, какими переломами Господь покарал вас за участие в

этой бесчеловечной войне.

7 июня 1915 года, аэродром в Дюнкерке, 20 часов 30 минут

— Уорнфорд! Мы вас уже похоронили, дружище! — Этими веселыми словами суб-

лейтенанта встречали товарищи.

— Вопиющее нарушение дисциплины! Авантюра чистейшей воды, сэр! — Так

приветствовал молодого летчика командир эскадрильи. — Даже не представляю себе, как

вы мне все это объясните!

— Виноват, сэр! — Суб-лейтенант вытянулся. Его мундир был в пятнах, руки черны,

волосы немного обгорели, но глаза сияли. — Вражеский дирижабль сбит, сэр!

— Вас либо разжалуют, и вы будете чистить сортиры до окончания войны, либо... вас

признают героем, мой мальчик!

...Король Англии принял второе решение, и суб-лейтенант Уорнфорд за свой подвиг был

награжден Крестом Виктории — высшей наградой, которая дается английскому военному

за храбрость, проявленную перед лицом противника.

Журналисты называли «Моран-Солнье» Убийцей Гигантов и единогласно сравнивали его

с Давидом, повергшим Голиафа.

17 июня 1915 года, аэродром в районе Дюнкерка

Главнокомандующий французской армией Жоффр лично вручил молодому британскому

летчику орден Почетного легиона.

— Вы герой, сударь! — растроганно произнес французский маршал, распространяя запах

великолепного одеколона и не менее великолепных сигар.

Он был не очень высок ростом, но казался гигантом — благодаря превосходной осанке и

впечатлению величия, которое так отлично умели производить французские военные,

особенно старой закалки.

Затем состоялся праздничный обед.

«Черта с два я стал бы героем, плавая помощником капитана какого-нибудь торгового

корабля, мотающегося между Англией, Канадой и Индией, — думал Уорнфорд. — Так

что, по всей видимости, да здравствует война!»

К счастью, провозгласить этот опрометчивый тост он не успел.

Ему представили улыбающегося молодого человека в штатском костюме. У молодого

человека была длинная, красная шея, как будто натертая ремнем от фотокамеры.

— Генри Ньюмен-Бич, репортер, — представился он. — Американский репортер.