...И другие глупости

На моей памяти Интеллектуал только один раз был доволен обедом. Как-то мы с ним попали под дождь и забежали под первый попавшийся козырек. Оказалось — секс-шоп. Интеллектуал приосанил сутулую спину и начал приставать к продавщице с вопросами. Это что? А то? А вон это? Было видно, что в подобном заведении он раньше не бывал.

— Это электростимулятор, а это куколка, надувная… — застенчиво шептала молоденькая продавщица. Было видно, что в подобном заведении она тоже впервые.

Тут Интеллектуал ломанулся к кассе и обнаружил там какие-то завлекательные пакетики.

— Это что? — требовательно спросил он.

— Трусики, — прошелестела продавщица. — Банановые.

— Как это — банановые?

— Ну… для вкуса…

— Ага. Для вкуса. Дайте-ка парочку.

Не отходя от кассы, он разодрал упаковку, быстро разделил трусы пополам, одну половину дал мне, другую сунул в рот и стал яростно жевать. Я тоже сунула. Оказалось, вкусно.

— Какие еще есть? — деловито спросил Интеллектуал.

— Клубничные… и черничные.

— Заверните с собой, — приказал он и повернулся ко мне: — Черничные будешь?

Я кивнула. Интеллектуал запихнул трусы в пакет.

— На ужин! — мечтательно произнес он, жмурясь, как сытый котенок, и поглаживая пакет рукой.

Мое жизненное пространство Интеллектуал заполнил театральными программками, билетами на «Щелкунчика», пресс-релизами плохих фильмов и газетными вырезками с плохими стихами, которые он рассовывает по книгам, а я потом достаю и выбрасываю. Причем ни об одной вырезке он ни разу не вспомнил. Потому что по сути своей Интеллектуал — не читатель. Он, кроме газеты «Коммерсант», печатную продукцию вообще в руки не берет, а в «Коммерсанте» читает только полосу «Культура», потому что коммерсант из него тоже фиговый. Интеллектуал обожает визуальные виды искусства. В живописи, правда, ни бельмеса не смыслит, зато театр и балет — его стихия. Интеллектуалу надо, чтобы перед ним разворачивалась чужая жизнь, а он сидел в сторонке на стульчике и наблюдал, как другие люди совершают активные действия. Он точно знает: в театре его к этим активным действиям не привлекут. И радуется. Такая у него позиция в жизни. Он большой созерцатель, этот Интеллектуал. «Не трогайте меня и я вас не трону!» — говорят миру его скорбные глаза.

— Пуся! — спрашиваю я Интеллектуала. — Какую колбасу брать — «Докторскую» или «Телячью»?

Интеллектуал пыжится, пыжится, пыжится и… не знает, что ответить. При всем при том он удивительно упрям, о чем я уже писала в прологе, и местами занудлив. В редкие минуты деловой активности может довести до ручки кого угодно.

— Ты приготовила билетики на метро? — спрашивает Интеллектуал, когда мы выходим из дома. На машине в центр города он принципиально не ездит, хотя купил ее именно из соображения поездить, а не в гараже подержать.

— Ты приготовила билетики на метро? — спрашивает он, когда мы выходим из лифта.

— Ты приготовила билетики на метро? — спрашивает он, когда мы подходим к автобусу.

— Так что с билетиками? — осведомляется он, когда мы вылезаем из автобуса.

— Ну, как там наши билетики? — интересуется он, когда мы чешем к метро.

Я, разумеется, не отвечаю, потому что у меня не забалуешь. Я, в отличие от Мышки, которая вусмерть разбаловала своего Джигита, и в отличие от Мурки, которую вусмерть разбаловал Лесной Брат, девушка твердая, разумная и целеустремленная. Моя цель — образовать из Интеллектуала гармоничную личность, пригодную для совместного проживания среди людей. Пока не удалось.

Итак, Новый год. Начался он подозрительно гладко. Тридцать первого декабря в четыре часа дня Интеллектуал выгулял пуделя, и мы засобирались в театр. Каждый год на протяжении восемнадцати лет под Новый год для поднятия моего жизненного тонуса и интеллектуального потенциала он водит меня на балет «Щелкунчик». Раньше он доставал билеты — как куранты — с боем, теперь заказывает по Интернету с двойной наценкой. Когда я заикнулась, что, мол, сама могу станцевать наизусть все партии — ради бога, совершенно бесплатно, пусть только скажет, он ответил в том духе, что если я планирую испортить ему праздник, то дудки, граждане дорогие, не на такого напали! Он еще до женитьбы начал проявлять странную агрессию относительно всего, что касается балета, но я этого не заметила и опрометчиво согласилась выйти за него замуж. Короче, «Щелкунчик». Выходим на лестничную клетку и видим, как из соседней квартиры выползает старушка Викентьевна. На самом деле старушка Викентьевна вовсе не старушка, а женщина Викентьевна пятидесяти пяти лет от роду, но называть ее так язык не поворачивается. Старушка Викентьевна часто берет меня измором, поэтому я без крайней надобности стараюсь с ней не встречаться. А надобность в старушке Викентьевне у меня, если честно, небольшая. Вот и тут. Она — из дверей, я — за мусоропровод. Срочно прятаться! Один раз у меня уже случился с ней катаклизм.