…И при всякой погоде

– Пожалуй. В любом случае, это раздражало их еще больше – и еще больше подзадоривало. После каждого такого случая я ненавидел себя за то, что не смог ответить достойно и остроумно – так, чтобы мои враги сразу отстали и поняли, что со мной шутки плохи. Но я говорил себе это уже дома, ходя по комнате – и прокручивая все подробности случившегося в голове. Бывали среди них такие, за которые мне было особенно стыдно и нестерпимо обидно даже теперь, когда все уже закончилось – и о которых никто, вероятно, и не вспоминал. Такой подробностью могло быть отдельное, нечаянно сорвавшееся с языка слово или жест, выдававший меня с головой. Но даже короткие и незначительные мгновения моего позора заставляли переигрывать всю ситуацию заново – в воображении. Здесь я всегда оказывался на высоте и в нужный момент быстро выдавал только что продуманную реплику – представлявшуюся окружающим остроумной импровизацией. Я продолжал сочинять подробности случившегося и придавал им те оттенки, которых они никогда бы не могли иметь в реальности. Я разыгрывал живые и оригинальные пьесы, рождавшиеся на порыве сиюминутного вдохновения, все дальше заводившего меня в области идеального и невозможного. В определенный момент наступала подлинная эйфория. Я задыхался от восторга и радости, поражаясь виртуозности собственного воображения и удачности отдельных образов, объединявшихся им в гармоничное целое. В других случаях, когда фантазия бывала мрачной, я упивался бесконечной жалостью к себе и своим одноклассникам, проливавшим слезы из-за моей внезапной смерти, наступившей по причине их равнодушия и злобы. Растроганный до глубины души, я жалел и прощал их, злорадно торжествуя – и радуясь признанию после смерти. Запоздалому, но оттого – еще более сладостному. После таких уходов в светлые альтернативные миры мир реальный, к которому я возвращался утром, представал в особенно унылом и мрачном свете.

– А можно перерыв?

Жалобный голос доносился из задних рядов – и, приглядевшись, Андрей увидел бородача, неуверенно тянувшего руку.

– Неужели я так долго говорю?

– Нет, но вы опоздали к началу, – мягко, но твердо заметил молодой человек в очках, сидевший в первом ряду.

– Ага, все ясно. Значит уже устали слушать, да?

– Да-а-а!

Белов засмеялся.

– Тогда делаем перерыв!

Несмотря на объявленный отдых, только несколько человек из задних рядов спустились вниз и вышли в коридор. Остальные смотрели в телефоны или спали на руках, уткнувшись в них головой. Многие с любопытством поглядывали на Белова, но особенно – одна очень спокойная девушка с рыжими волосами, сидевшая прямо перед ним. Андрей устроился на краешке стола – и с удовольствием разглядывал березу.

– А вы кто? – услышал он вдруг вкрадчивый голос над самым своим ухом. Белов обернулся. Перед ним стояла высокая и красивая блондинка, полностью одетая в черное. Вид у нее был лукавый, но в то же время серьезный и заинтересованный, а главное – совершенно неприступный.

– Я тут случайно, – тихо ответил Андрей, доверительно склонившись к ней. – Все эти люди думают, что я – лектор. А я просто проходил мимо – и увидел, что аудитория пустует. Вот я и решил, что будет неплохо прочесть лекцию, а уж тем более – о собственной жизни. Мне давно хотелось сделать это. И вроде даже слушают, как посмотрю.

Блондинка улыбнулась – легкой и фальшивой улыбкой.

– Может быть, вы тоже хотите послушать?

– За тем и пришла, – коротко ответила она и отправилась наверх. Очень спокойная девушка с рыжими волосами все это время наблюдала за Андреем. Он заметил это – и неопределенно пожал плечами, кивнув вслед уходящей красотке. Собеседница подняла глаза к потолку – и так же неопределенно покачала головой. Старички в задних рядах начали усиленно перешептываться, и Белов сделал решительный жест руками.