Я – инквизитор

— Угу, — согласился Андрей и весь следующий час говорил только о Наташе. Ему нужен был «поверенный», а Слава был именно тем человеком, который понимал. Ласковин мог бы рассказывать о своей Наташе до самого утра, но сэнсэй деликатно напомнил: третий час ночи, не худо бы и поспать немного.

Утром Андрей ушел. Причем сначала он намеревался заехать домой, переговорить с отцом Егорием, но в последний момент передумал и поехал к Наташе. Потому что ужасно соскучился.

— С днем рождения тебя, с наступающим! — напутствовал его Зимородинский. — Удачи!

«Жаль, что не со мной! — подумал он о тучах, сгущавшихся над его учеником. — Такой вызов!»

Глава двадцать вторая

Мышка, что тебе не спится?
— По скрипучим половицам
У меня над потолком
Кто-то ходит босиком,
Кто-то вкрадчивый и важный…
— Может, это ветер сажу
Выдувает из трубы?
— Ветер? Ветер… Может быть.
— Или дом трещит от стужи?
Или в перекрытье кружит
Беспокойный домовой?
Мышка водит головой,
Чутко впитывая звуки.
Ночь. На кухне пахнет луком
И сгущенным молоком.
Мышка крестится тайком.
Лапки падают устало.
Бог, склонясь над одеялом,
Поправляет тьму-доху.

* * *
Кто-то ходит наверху.

Наташа плохо спала этой ночью. И предыдущей — тоже. Ей было страшно. Безотчетный страх. В чем-то даже хуже, чем страх перед бандитами. Наташа не понимала, что происходит. То есть, когда Андрей был рядом, она ничего и не хотела понимать. Ей было просто хорошо. А когда он уходил… Он всегда уходил. Наташа не знала, куда он уходит. То есть знала, но — умом. С его слов. У него была работа. Какая? Догадаться не так трудно. По тому, что носит при себе пистолет, по тому, как жестоко и быстро расправился с ее обидчиками, по тому, что на следующий день (именно что на следующий) так уверенно сказал: больше никто никогда тебя не побеспокоит. Никто и никогда. Каждый, знающий боевые искусства… Нет, конечно, не каждый, но многие продавали свое мастерство. Кому? Какая разница. Линии раздела между законом и преступлением давно уже стали размытыми. Нет, Андрей не мог быть просто бандитом. Или работником МВД. Он слишком… независим.

Наташа поняла, что не уснет. Она поднялась, включила тихонько магнитофон (Андрей починил его позавчера за пятнадцать минут). Тихонько, потому что два часа ночи, и начала танцевать. Боже, как давно она не танцевала вот так, для себя! Обнаженная, невесомая… Полгода, даже больше. Тогда под ногами была трава, мокрая от росы. И рыжее солнце, привставшее над макушками сосен. Наташа очень хорошо помнила ощущение травы под ногами, теплые лучи на коже. Она танцевала от счастья. В то утро Наташа наконец избавилась от груза, который тянулся за ней уже почти год, от груза, которого звали «Валентин». Не просто сказать человеку: больше не приходи. Еще труднее сделать так, чтобы он не приходил. И уж совсем трудно забыть о его существовании. Если знали друг друга почти пять лет. Если… Наташа не могла иначе. Увидеть, что самый близкий тебе человек перестал тебя понимать, что он любит твое тело, но не тебя. Лучше бы он изменил ей!

Наташа задела бедром ручку кресла, и на коже осталась розовая полоса. Больно. Наташа остановилась. Прижавшись плечом к темно-коричневому дереву, посмотрела на прабабушкин портрет. Когда-то девушка на портрете была очень взрослой, потом — ровесницей, теперь — моложе самой Наташи.

— Я глупая, да? — спросила девушка. — Скажи, он любит меня? Скажи, я красивая?

Она отвернулась от портрета и протанцевала (поворот, еще поворот и еще) к большущему, в полный рост, зеркалу. Лет пятнадцать назад она могла час вертеться перед ним голая, изучая себя во всех подробностях, — тощая девочка-подросток с глазами-блюдцами и пупырчатой кожей. Но теперь…

— Я прекрасна! — сказала Наташа и состроила рожицу. — А мною пренебрегают! — И показала себе язык.

Кассета остановилась. На часах — половина третьего.

— Труд, труд и еще раз труд! — громко сказала Наташа и пошла к тренажеру.

Спустя час, сполоснувшись под душем, она влезла под одеяло и уснула через пять минут.

Ласковин открыл дверь ключом, который Наташа дала ему накануне.

— Эй, — сказал он входя. — Это я!

Никто ему не ответил. Наташина шубка висела на вешалке. И куртка тоже. Андрей прислушался — ни звука. Бесшумно, в носках, он пересек коридор и заглянул в комнату…

Наташа спала.

Андрей выдохнул, улыбнулся и, переступив порог комнаты, остановился рядом с постелью. Наташа спала на боку, свернувшись, подложив ладошку под щеку.