Я не умею прощать!

Волошин не сомневался, что Таня именно та женщина, которая дарована ему судьбой. Вся его прошлая жизнь теперь представлялась как бессмысленный бег по кругу. Служба, войны, случайные курортные романы. Все как-то отдалилось, подернулось туманной дымкой. Рядом с ним оказалась настоящая, земная женщина, со своими страхами, проблемами, бывшим мужем. Волошин чувствовал в себе силы, чтобы помочь ей, оградить от всех бед, защитить. Видимо, он уродился именно таким, предназначенным для защиты. Его удел – спасать и помогать. Странная, немного крамольная мысль вдруг посетила его. А что, если удел мужчины и впрямь состоит в служении? Родине, женщине, семье? Вдруг так и должно быть? Чтобы ощущать себя нужным, востребованным, надо просто найти объект заботы и служения? Просто отбросить юношеский максимализм и согласиться с собственной вторичностью? Ведь как ни крути, но именно женщина представляет наивысшую ценность на этой грешной земле. Разве еще в глубокой древности не за право ли служения женщине развязывались войны? Разве не ради женщины первобытный охотник уходил за добычей, рисковал, только для того, чтобы принести в пещеру тушу убитого зверя? Разве ему так необходимы были шкуры и мясо? Нет, добыча нужна женщине и детям. Подрастающим, крепнущим прямо на глазах, чтобы со временем встать рядом с отцом, завести собственные семьи и так же служить им. Немногим позже к ногам своих возлюбленных мужчины стали бросать города, государства, целые империи, и только ради того, чтобы их женщины были счастливы. Чтобы позволили находиться рядом с ними. Разве не пример тому история Елены и Париса? Разве не в честь женщины на берегах Сены некогда была построена прекрасная Лютеция, впоследствии названная Парижем?

Пансионат спал, только во дворе горел свет. Поднимаясь по вдруг ставшими невероятно высокими ступенькам, Волошин не представлял, на что решиться. Пригласить Таню к себе или войти вместе с ней в ее номер? По мере приближения заветной двери бороться с собой становилось все труднее. Его комната оказалась просто ближе. Может быть, если бы Таня не споткнулась на ковре и он не подхватил ее, тогда бы, возможно, они и добрались до ее номера, а так… просто дверь оказалась рядом.

– Нету ни черта, я все осмотрел!

– Этого не может быть! Не могла же она его в унитаз спустить?

– Не могла, но спрятать в комнате негде, я перекопал все.

– Может быть, было бы лучше, если бы я осмотрела?

– Чем лучше? Или ты думаешь, я не пытался найти?

– Она как-никак женщина, мне ее логика более понятна.

– Брось, откуда у нее логика? Она всю жизнь за мужем как за каменной стеной провела.

– Ну все-таки! Хотя знаешь, я бы проверила еще номер ее любовника. Могла она у него спрятать!

– Знаешь, а это мысль. Может, пока они бродят, я посмотрю?

– Вместе посмотрим, в случае чего ты меня прикроешь.

Не зажигая света, лишь временами подсвечивая себе фонариками, они осматривали каждый квадратный сантиметр номера. Ничего похожего на описанный им черный пластиковый пакет не обнаруживалось. Методичный обыск уже продолжался более часа, когда за дверью послышался легкий шум. Щелкнул замок, мужчина притаился у самой двери. Леля прижалась к стене, готовая в любой момент прийти на помощь.

Удерживая одной рукой обвившую его Таню, Волошин повернул ключ и…

Что-то мелькнуло в темноте. Удар пришелся Тане по голове. От неожиданности Волошин прижал ее к себе, но сильные мужские руки уже потянули ее в номер. Отпустив наконец Татьяну, Волошин перехватил правую руку нападавшего и изо всей силы приложил ее о косяк. Хрустнуло, раздался сдавленный крик, но нога Волошина уже нанесла удар прямо в причинное место. Крик, толком не успев вырваться из груди, угас сам собой. В этот момент кто-то бросился на Волошина. Он едва успел выставить локоть, как на него наткнулось чужое лицо. Охнув, еще одна жертва опустилась на пол. Волошин, выждав секунду, включил свет. У его ног корчилась Леля, зажав ладонями окровавленный нос. Рядом, согнувшись в три погибели, цедил сквозь зубы проклятия ее спутник. Завершала картину Татьяна, которая сидела на ковре посреди комнаты, обхватив руками голову. Не медля ни секунды, Волошин добавил мужчине ногой в висок, отправив его ненадолго в забытье. Заломив руку Леле, он быстро взглянул на Таню и спросил:

– Ты в порядке? Петра позови, быстро! Таня, кивнув в ответ, бросилась из номера.

Пока Волошин заламывал руки сопротивляющейся Леле, влетел взъерошенный Петр, а следом за ним, на ходу натягивая халатик, Ирина.

– Что произошло? – отрывисто спросил Петр, оглядывая комнату.

– Гости у меня, понимаешь! Мужика свяжи, он очухается с минуты на минуту, – бросил ему Волошин.

Петр молча выдернул у лежащего брючный ремень и скрутил ему руки за спиной. Таня замерла на пороге комнаты, не решаясь войти. Впервые за долгое время она отправилась отдыхать, и теперь у нее, что называется, ни дня без приключений. От удара по голове ныла шея. На макушке ощутимо росла шишка. А Волошин как ни в чем не бывало внимательно рассматривал залитое кровью лицо Лели.