Я – посланник

Проспорив еще некоторое время, я сдаюсь и иду обратно в зал. Сажусь на свое место, Одри спрашивает, где Берни.

– Он не хочет нам мешать, – отвечаю я, но стоит мне устроиться в кресле, как до моего слуха доносится скрип двери.

В освещенном проеме – силуэт Берни. Он медленно спускается к нам и садится на соседнее с Одри кресло.

– Спасибо, что пришли, – шепчет она.

Берни смотрит на нас обоих. И шепчет в ответ:

– Вам спасибо.

В усталых глазах – море благодарности. Старик поворачивается к экрану, и лицо его расцветает.

Где-то через четверть часа Одри нащупывает мою руку на подлокотнике. Просовывает пальцы сквозь мои и сцепляет наши ладони. И легонько пожимает руку. Я смотрю на Берни и обнаруживаю, что она точно так же держит его руку. Да, иногда дружба Одри – это все, что тебе нужно. Иногда Одри поступает так, что лучше не придумаешь.

Вот как сейчас, к примеру.

Все идет хорошо, но тут приходит время поменять катушку.

Берни опять уснул.

Мы осторожно будим его.

– Берни, – тихо зовет Одри. И легонько встряхивает за плечо.

Проснувшись, он подпрыгивает как ужаленный, вскрикивает:

– Катушка!

И убегает в проекторскую. Посмотрев вверх, на ее освещенное окно, я кое-что замечаю.

Там кто-то есть.

– Одри? – тихо говорю я. – Смотри.

И мы оба встаем и вглядываемся в окно.

– В комнате кто-то есть.

Ощущение такое, что все вокруг затаило дыхание, даже воздух.

Потом я отмираю и начинаю перебирать ногами. Выхожу в проход и поднимаюсь наверх.

Сначала Одри просто стоит столбом, а потом я слышу за спиной ее шаги. Мои глаза прикованы к тени в проекторской. Мы уже бежим вверх по проходу, тень явно нас замечает – и начинает метаться. Человек выскакивает из комнаты, а мы еще половины пути не преодолели!

В фойе, среди привычных запахов лежалого попкорна и старого ковролина, чувствуется новый – словно от искры напряжения. Кто-то здесь был и быстро сбежал. Я решительно направляюсь к двери с надписью «Только для персонала». Одри держится за мной.

Заходим в комнату, и первое, что мне бросается в глаза, – руки Берни дрожат.

С лица его медленно сходит испуг.

Стекает по губам к шее.

– Берни? – обеспокоенно спрашиваю я. – Берни? Что с вами?

– Ох. Он меня положительно испугал, – бормочет старик. – Чуть не налетел на меня, когда выбегал из комнаты. – И садится на стул. – Не волнуйтесь, я в порядке.

И вдруг показывает на стопку катушек.

– Что? – спрашивает Одри. – Что там?

– Верхняя, – отзывается Берни. – Она не моя.

Он подходит к стопке и берет катушку в руки. Осматривает со всех сторон. На ней маленькая наклейка с надписью, сделанной кривоватым почерком. Одно короткое слово – «Эд».

– Ну что, поставим?

Я долго стою без движения, но в конце концов выдавливаю:

– Да.

– Тогда идите в зал, – машет рукой Берни. – Оттуда гораздо лучше видно.

Но прежде чем выйти, я задаю вопрос. На который Берни, мне кажется, знает ответ.

– Почему? Почему они делают это со мной?

В ответ Берни смеется:

– Ты до сих пор не понял?

– А что я должен понять?

Старик долго всматривается в меня и наконец изрекает:

– Они это делают, потому что могут. – Голос у него усталый, но твердый. – Они долго готовились. Год, по меньшей мере.

– Это они сказали?

– Да.

– Прямо вот так и сказали, этими же словами?

– Да.

Мы стоим друг против друга несколько минут, размышляя над услышанным. Наконец Берни отмахивается:

– Ладно, идите уже в зал. Сейчас запущу.

В фойе силы меня покидают, и я прислоняюсь к стене.

– Это всегда так происходит? – вдруг спрашивает Одри.

– Угу, – откликаюсь я.

Она сочувственно качает головой. А что тут скажешь? – Пойдем, – говорю я наконец.

Она отнекивается, но в конце концов соглашается пройти в зрительный зал.

– Совсем немного осталось, – говорю я.

И думаю: Одри-то, наверное, решила, что я про кино. А я про что?

Да уж, мне сейчас не до фильма.

Мне вообще ни до чего, если честно.

Все мои мысли – о картах. О тузах. Тузах пик.

K ♠. Последняя катушка

Мы идем к своим местам. На экране пока ничего не показывают.

И вот появляется изображение. Поначалу все темно, потом видны ноги каких-то молодых людей. Они идут: топ, топ.

И приближаются к одинокой фигуре на улице.

Я знаю эту улицу.

И фигура эта тоже мне знакома.

Я останавливаюсь. Как вкопанный.

Одри проходит немного вперед, а потом смотрит на меня. На мои впившиеся в экран глаза.

У меня слова не идут из горла, приходится ткнуть пальцем.

Потом ко мне возвращается речь:

– Одри, это я. Там, на экране, – это же я…

Мы видим, как бегут ноги братьев Роуз и их дружков. Как парни напрыгивают на меня и мутузят.

Я стою в проходе, а шрамы на лице отзываются болью.

Прикасаясь пальцами к подживающей коже, я чувствую, как она саднит.

– Это же я…

Из меня выдавливается лишь шепот. В ответ Одри закрывает лицо руками и плачет навзрыд.