— Эх, Россия! Отдохнуть по-человечески можно только в Москве. А заграницы эти… Сущая обдираловка!
Константин вернулся в комнату, открыл чемодан и вытряхнул на диван его содержимое.
— Вот, хозяйка! Халтурку тебе подкинул! Половину, правда, так ни разу и не надел. Но это уже ты сама разбирайся. Чемодан закинь наверх. — Константин направился было в ванную, но остановился. — Хотя ты, наверное, не сможешь. Высоко. Я сам. — Он взял пустой чемодан и пошел в прихожую.
— Константин Михайлович, я должна вам сказать нечто важное! — крикнула ему вслед Татьяна.
— Важные вещи между мужчиной и женщиной не говорятся, а совершаются, — хохотнул Константин. — Сейчас, подожди… Э-ге-ге…
Из прихожей послышался протяжный свист, затем злобный матерок. Татьяна оторвалась от глажки и с усилием подняла глаза. На пороге, закрывая собой весь дверной проем, стоял Константин и сверлил ее тяжелым, недобрым взглядом. Глаза его и губы превратились в узенькие щелочки, ноздри раздувались, как у коня перед скачками. Он оторвал руку от косяка и, сделав три шага, остановился, широко расставив ноги и упершись кулаками в бедра.
— Где? — вполголоса произнес он.
— Я же хотела вам сказать, Константин Михайлович…
— Что ты, мразь, хотела мне сказать? Что украла у меня пятьдесят тысяч баксов? Это ты хотела мне сказать, да? — Он шагнул к Татьяне и схватил ее левой рукой за горло.
— Я взяла только двадцать тысяч, — прохрипела она.
— А вернешь пятьдесят, — шептал он ей в лицо, брызжа слюной. — И не выходя отсюда! Поняла, сука? Делай, что хочешь, звони, куда хочешь — но к утру пятьдесят штук должны быть здесь! — Он сдавил ей горло так, что вывалился язык.
В глазах у Татьяны потемнело. Колени предательски задрожали и подогнулись. Из последних сил она выдавила:
— Я верну двадцать тысяч. Больше у меня нет. Можете меня убить.
— И убью! — Он ткнул ей большим пальцем в солнечное сплетение, и она рухнула на пол. — Думаешь, рука дрогнет?
Едва отдышавшись, но ничего перед собой не видя, Татьяна встала на четвереньки и начала шарить вокруг руками, ища точку опоры. Мощные руки вновь сдавили ей горло и одним рывком поставили на ноги.
— Вспоминай, шлюха старая, кто может дать тебе бабки! Быстро вспоминай, пока я тебя на ремни резать не начал! — прошипел Константин над самым ухом. — Ну?! — Он прижал Татьяну к стене и дважды смачно плюнул ей в лицо. — Вспомнила?!
Татьяна машинально ухватилась за ручку утюга. И вдруг, не соображая, что делает, ударила Константина утюгом в лицо. Острый край утюга вошел в висок, точно нож в масло. Ярость в глазах Баргузина сменилась на удивленное выражение. Затем взгляд его как-то странно остекленел… Рука, сжимающая горло Татьяны, трижды дернулась — и повисла плетью. Константин покачнулся — и рухнул на пол. Дважды вздрогнул и затих. Халат распахнулся, и на свет божий явились тучные телеса.
Татьяна выронила утюг, осторожно, на цыпочках, обошла Константина и скользнула в прихожую. Захлопнув за собой дверь, она прижалась к ней спиной. Медленно опустилась на пол. В голове была лишь одна мысль: «Сейчас встанет, выбьет дверь и убьет. Убьет. Убьет».
Надо бы вызвать «Скорую»… Но телефон — в комнате, а при одной мысли о том, что туда надо зайти, становилось дурно, ноги отказывались повиноваться. Прошло довольно много времени, а из комнаты не доносилось ни звука. Татьяна, наконец, решилась приоткрыть дверь. В нос ударил мерзкий запах паленого мяса. «Утюг!» — промелькнула мысль. Она бросилась к розетке. Так и есть — утюг все время оставался включенным. Он упал Константину на грудь и, оставляя жуткие следы, сполз к гениталиям. Там тоже все было сожжено.
Татьяна выдернула вилку из розетки и бросилась в ванную, из последних сил сдерживая позывы к рвоте. Минут десять ее выворачивало наизнанку. Совершенно обессилев, она подползла к крану и включила воду. Долго и тщательно умывалась. Вымыла и вытерла утюг. Вернулась в комнату, стараясь не смотреть на пол. Повесила в гардероб выглаженный шелковый костюм. Взгляд упал на труп — и она опять стремглав бросилась в ванную.
Татьяна провела в ванной весь день, до вечера. То и дело мыла руки, несколько раз ополаскивала холодной водой пылающее лицо. Часами сидела вна табуретке в углу, сидела, ни о чем не думая и ничего не чувствуя.
Наконец неконтролируемые эмоции сменились раздумьями.
«Я — убийца, мое место — в тюрьме, — промелькнула первая мысль. — Я убила человека из-за денег… Нет, неправда. Не из-за денег! Я защищалась! Это он хотел меня убить! Я только защищалась!»
В том, что Константин привел бы свою угрозу в исполнение, Татьяна не сомневалась ни секунды: столько в его глазах было ненависти, злобы, желания убить, растоптать, уничтожить.
«Я только защищалась, — успокаивала она себя. — Он хотел меня убить. Он гораздо сильнее меня и легко мог это сделать. Я только защищалась. Я не виновата, что под руку попался именно утюг. Я была почти без сознания. Суд должен меня оправдать. Конечно, оправдает…»