Идущий рядом с Иноуэ солдат неожиданно упал. Атака? Нет, тот просто устал, потратил все силы, что были, и даже больше. Хикару неожиданно осознал, что ему тоже хочется рухнуть рядом, но нельзя… Даже так — слишком многие слишком внимательно посмотрели на обессиленного товарища.
— Поднять! Нести! Марш! — сухие отрывистые команды привели людей в чувство, и они продолжили движение.
Хочется спать! Как же хочется спать!
Наш санитарный эшелон так и не вернулся, пришлось для транспортировки раненых использовать остатки японского поезда. Сам паровоз давно превратился в груду железа, вагоны тоже были расстреляны, но их тележки остались. Сделать хоть какую-то надстройку от дождя, погрузить раненых, которые не могли ходить, впрячь вернувшихся китайцев-кули, и еле стоящий на ногах корпус начал откатываться в сторону Ляояна. Совсем не победная армия, совсем не победное настроение — вот только мы победили.
Как в песне: эта радость со слезами на глазах… Как порой много может стоять за самыми простыми словами.
— Это неправильно! — я повернулся к держащемуся рядом Хорунженкову. — Почему мы не можем ничего сделать, чтобы порадовать своих? Чтобы отметить победу! За то, что выстояли, что смогли! Несправедливо…
— А что бы вы дали солдатам, если бы у вас было что угодно? — неожиданно спросил капитан.
— Ну… деньги, отдых, каждому по ордену!
— Сразу видно, что вы из молодого поколения, которое меряет все деньгами. Но вот эти люди, что стояли рядом с вами против японцев, разве они сражались ради денег?
— Но они им не помешают!
— Не помешают! Но если все свести к ним, то вы обесцените их поступок, их решение! Покажете, во сколько оценили их жизнь. И сколько бы ни дали, разве этого будет достаточно? Отдых вот был бы не лишним, но опять же все понимают, почему мы сейчас отрываемся от японцев. Ну и ордена… Если дать каждому, то чего они будут стоить?
— И тем не менее! — я не мог согласиться. — Хорошо, пусть ордена достанутся лучшим, но хотя бы каждому по «веточке» я постараюсь выбить[2].
— По «веточке» можно.
— И деньги… Не чтобы купить, а чтобы знали, что их ценят. Чтобы семье могли отправить или себе что подобрать. Чтобы другие полки завидовали.
— Господин полковник, а вам не кажется, что вы все в кучу намешали? — усмехнулся Хорунженков.
— Кажется, — честно признался я. — Голова тяжелая и… Что-то мне совсем не нравится, что ни наш поезд, ни Врангель в итоге так и не вернулись.
— Думаете, что-то совсем нехорошее могло случиться? — Хорунженков не сказал ничего лишнего вслух, но понял меня правильно.
— Случилось или нет, но мы точно должны быть готовы…
От Вафангоу до Ляояна было примерно двести километров, которые мы и прошли за следующую неделю. Можно было быстрее, но я дал время своим солдатам прийти в себя. И своему личному 22-му полку, и всем остальным частям 2-го Сибирского корпуса. Заодно на малой скорости было проще присматривать за ранеными: легкие так и вовсе начали возвращаться в строй, да и большинство тяжелых мы смогли удержать на грани.
Как ни странно, но именно возвращение товарищей стало той малостью, что помогла всем очнуться. На лица людей вернулись улыбки, а на вечерних стоянках вместо хмурой тишины то тут, то там начал раздаваться смех и зазвучали песни. Только тобольцы, как до этого в бою, так и сейчас, старались держаться в стороне, игнорируя любые попытки с ними поговорить. И с моей стороны, и со стороны офицеров, и даже обычных солдат. Не знаю, какая муха их укусила…
Впрочем, и без того мне было чем заняться. Минимум час в день я проводил в госпитале, еще столько же общался с рядовыми, задавая вопросы и фиксируя их мысли и впечатления от прошедшего сражения. Следом благодарно бродил Джек Лондон, записывая что-то и для себя. Ему солдатские истории добавляли колорита, а мне — помогали лучше выстроить вертикали и горизонтали в фактически взятом под руку корпусе. Одишелидзе-то так и продолжал лежать среди раненых, ну а всеми делами занимался я и те офицеры, что еще во время боя стали моими руками и ушами.
Пришлось фактически кое-кого повысить, хоть формально они оставались в прежних чинах. Так, Мелехова с батальона поставил на первую дивизию. Кажется, слишком много, но… Он и раньше уже работал не только со своими, но и с частями 11-го полка, плюс китайцы и пленники висели на нем весь поход — в общем, я не сомневался, что Павел Анастасович справится. Единственное, в чем у него были сложности — это в установлении контактов с новыми офицерами, однако в 1-й дивизии, первой принявшей на себя главный удар японцев, никого старше по чину и не было. Капитаны Сомов с Шульгиным тоже быстро включились в работу, а местный Чернов помог навести мосты со старым составом.