Японский солдат

- Я иногда говорю с фельдфебелем Такано о том, можно ли считать плен бесчестьем. И знаете ли, у фельдфебеля совсем иной взгляд на эти вещи.

- Да, он особенный человек, - сказал Кубо. - Я считаю, что Такано - замечательная личность.

Есимура с изумлением уставился на Кубо.

- Пленным, как я уже говорил, свойственно чувство страха перед военным трибуналом и общественным мнением, хотя они сами и не считают, что совершили тяжкое преступление. Фельдфебель Такано, наоборот, остро чувствует свою вину. Из-за этого-то он и страдает. Таких, как он, даже среди офицеров немного. Я-то хорошо их знаю. И ни одного из них я не сравню с фельдфебелем.

- Я тоже считаю фельдфебеля Такано замечательным человеком. Но как вы можете хвалить его, с вашими-то взглядами? Его точка зрения прямо противоположна вашей, и он, как видно, все еще не простил вас…

- Взгляды взглядами, а человек он прекрасный.

- И я, знаете ли, в последнее время стал думать, что вынужденный плен - это вовсе не бесчестье, как это принято считать в японской армии. Вы, наверно, видели фотографию в журнале - встреча австралийских пленных, вернувшихся из Германии. Хотелось бы мне, чтобы у нас так же относились к пленным. Но, с другой стороны, я хорошо понимаю и фельдфебеля Такано - язык не повернется защищать пленных, если ты сам сдался в плен, когда армия еще сражается. В общем, я совсем запутался.

- Я вот что думаю о господине фельдфебеле, - сказал Кубо. - Он воплощение воинского духа нашей армии, но это совсем не то, что офицеры кадетской школы, такие, как, например, поручик Харадзима, - ходячие образчики воинской дисциплины и верности долгу. Фельдфебель Такано совсем иной человек - у него сильно развито чувство ответственности. Он понимает свой долг как заботу о подчиненных и ответственность за них. А офицеры из кадетской школы возвели воинский долг в догму и стараются навязать эту догму нижним чинам. Так ведь? Они думают лишь о себе, о верности долгу, а о подчиненных забывают. Вот в чем отличие. Я полагаю, вам не нужно говорить о том, что основная заповедь японского солдата - верность императору и абсолютное подчинение вышестоящим. Вот откуда в нашей армии столько напыщенных пустых бахвалов вроде этих офицеров из кадетской школы. Такано и ему подобные составляют исключение. Я думаю, здесь, в лагере, вы особенно ясно осознали, какой закоснелый формализм, какие нелепые порядки царят в японской армии. Не так ли? И мне кажется, фельдфебель Такано - жертва всего этого, по-иному, чем мы, но все-таки жертва.

- Жертва? - прошептал Есимура. - Не знаю уж, кем его считать, только фельдфебель - человек, искрение преданный воинскому долгу. А этих надутых офицеров, о которых вы говорите, он всегда недолюбливал. Значит…

- Значит, и вы говорите, что фельдфебель не из тех, кто слепо следует догме, потому что уверовать в эти принципы было бы для него трагедией.

Есимура молчал, не совсем понимая, что хочет сказать Кубо. Его раздражало, что разговор все время уходит от проблемы, которая его волновала. Однако он и сам не очень-то хорошо понимал, в чем, собственно, состоит эта проблема. Есть мерзкие офицеры - ходячее воплощение идей, которыми руководствуется японская армия, и их, может быть, действительно немало, но есть и другие.

Есимура сразу же отметил все отрицательные явления в японской армии, особенно отчетливо он это увидел после того, как сравнил порядки в японской армии и в армии противника, но не мог решительно осудить эти явления, ибо это означало бы, что он поднял руку и на Такано. Ведь Такано и армия, такая, как есть, неразделимы. Поэтому все эти рассуждения о «жертве», «исключении», «трагедии» Такано были не совсем понятны Есимуре. Он немного помолчал, затем постарался перевести разговор на другое.

- А почему вы все-таки решили сдаться в плен? - спросил он. - Мне кажется, ваш побег не похож на обычное дезертирство. Кстати, Исида говорил мне, что вы с самого начала были противником войны. Как это понимать?