Явка с повинной

— Именно. Конюх к Крошину за советом, тот открещивается, ни к чему мне это. А линию свою ведет последовательно: не трусь, все обойдется, не найдут тебя. Кунин совсем ошалел от страха, начал подробности «вспоминать», а когда твое удостоверение увидел, побежал.

— Я невиновного явиться с повинной вынудил, — сказал Лева.

— Пока мы с этим обормотом не разобрались, на Крошина не вышли бы.

— Как дальше жить будем? — повторил Лева любимую фразу следователя.

— Чего опасался, то и произошло. Преступник есть, а где доказательства? — следователь пятерней потер голову. — Прежде чем огород городить, надо свои предположения для себя же фактиками подпереть. Обсудим. Что с Куниным делать?

Лева задумался. Если Крошин узнает, что конюха освободили?

— Я должен посоветоваться с полковником Турилиным, — после долгой паузы сказал он.

— Иди советуйся, — следователь кивнул на дверь, — а обормота давай сюда.

* * *

Турилин выслушал Леву Гурова, затем сказал, что невиновного человека оправдали, это хорошо, а что убийца на свободе разгуливает — плохо. Взвесив все «за» и «против», решили Кунина отправить в отпуск, оформив его таким образом, чтобы на конюшне об этом никто не знал. Пусть Крошин успокоится. Полковник остался недоволен версией, которую выработали следователь прокуратуры и Гуров. Все у вас очень логично, последовательно и похоже на правду, сказал он. Однако фактиками подпереть ваши рассуждения необходимо. Для этого установите, коллега, распорядился он, группу крови Крошина. Вдруг она не совпадет с группой крови, обнаруженной на пиджаке Кунина? Рассыплются тогда ваши рассуждения, как детский «конструктор». Второе, необходимо убедиться, что на левой руке Крошина имеется свежий порез. Если все так, закончил Турилин, санкционирую вам версию как единственно верную, тогда и составим план работы по ней…

Лева зашел в районную поликлинику и через несколько минут в истории болезни А.А. Крошина прочитал, что группа крови у того действительно третья. С выполнением второй половины задания было несколько сложнее. До наступления вечера о нем нечего было и думать. Сегодня пятница, в восемнадцать начнутся бега, Крошин, конечно, будет в ложе, рассуждал Лева, шагая к ипподрому.

Рогозин раздавал лошадям «кашу». Леве кивнул, буркнул что-то и продолжал работать. Не обескураженный столь холодным приемом, Лева остановился и весело спросил:

— Как здоровье, Михаил Яковлевич?

Рогозин таскал ведра от денника к деннику, не отвечал. Лева начал помогать, но конюх оттолкнул сердито.

— Не балуй, — он разогнулся, ткнул пальцами Леву в грудь, — лучше уйди.

Сегодня Леву ничто не могло ни смутить, ни обидеть. Он рассмеялся, схватил два полных ведра, убежал в противоположный конец конюшни, задал корм. Так он и бегал с ведрами, пока все лошади не получили своей порции. Сидя в своей комнате, Нина составляла график тренировок. Пробегая мимо открытой двери, Лева крикнул:

— Добрый день, Нина Петровна!

Нина его не видела, но голос узнала. Радость какая-то у Левы, поняла она и стала ждать. Лева бросил ведра, схватил Рогозина под руку, привел к Нине в комнату, закрыл дверь. Тяжело отдуваясь, он прислонился к косяку. Рогозин смотрел недоверчиво, Нина вопросительно.

— Колька ваш, обормот, невиновен и уже освобожден, — Лева выглянул в коридор, вновь плотно прикрыл дверь.

— Как невиновен? Не понимаю, — Нина поморщилась, кончиками пальцев провела по лицу, словно снимала прилипшую паутину.

— Сядь, стригун, объясни толком, — сказал Рогозин. — Николай сам сказал, мне сказал.

— Объяснять не буду, не имею права, — ответил Лева, протянул Нине сложенный вчетверо лист. — Вот его заявление на отпуск. Директору мы позвонили, оформите тихо, без приказа, чтобы никто не знал.

Почему-то именно заявление, написанное корявыми размашистыми буквами, произвело на Нину и Рогозина наибольшее впечатление. Они несколько раз передавали листок друг другу, читали и перечитывали.

— Очередной отпуск, — наконец сказал Рогозин и сжал пальцы в кулак, — в самый сезон гулять будет, я ему устрою, черту веснушчатому, — он улыбнулся, и Лева увидел, что зубы у Рогозина крупные и белые.

Нина, не обращая внимания на присутствие конюха, обняла Леву и крепко поцеловала его.

— И за меня, Нинок, — смеялся Рогозин заразительно и молодо.

Нина на мгновение прижалась к Леве, отстранившись, деловито сказала:

— Работать, сегодня от нас четыре лошади в призу.

Хмель радости прошел, и Рогозин спросил:

— А дальше? Кто за Лексеича ответ нести будет?

— Найдем, если поможете, конечно, — Лева повесил пиджак, засучил рукава, словно сейчас же пойдет и начнет искать преступника.

Началась подготовка к бегам, Нина с помощниками уехала на разминку. Лева с Рогозиным остались одни. Подготовив четвертую лошадь к соревнованиям, они закурили, сели на лавочку у конюшни.

— Михаил Яковлевич, — начал Лева и с удовольствием отметил, как конюх повернулся, приготовился слушать, — вы мне рассказывали, как раньше наездникам давали деньги, заставляли не ехать.

— Было, — согласился Рогозин.