Тем временем Син снова поднимает голову и недовольно надувает губы.
– Сми-ит?..
– Кхм. Да? Что нужно… кхм… делать?
– Взьмите вот ту кисточку, мне нжны полосы на спине. Как у вас с рисованием? – Син половину гласных проглатывает, а другую тянет. Интересно, сколько он выпил?
– Вообще, не очень.
– Ну, вы уж пстарайтесь. Мы с вами – пследний бастион, защищающий живых тигров от выступлений на арене!
Ох, капитана кровью не корми, дай кого-нибудь защитить. Впрочем, может, это и неплохо – без смелых и отчаянно честных рыцарей мир давно бы уже развалился.
Наконец пересиливаю себя и прохожу в комнату. Прямо напротив двери – окно и стол. На нём стоят разноцветные баночки – неожиданное зрелище для подобного казённо-белого помещения. Беру кисточку и тщательно размешиваю краску, пытаясь вспомнить, как выглядят тигриные полосы. Кажется, на спине толстые, а к животу сужаются…
Окно комнаты выходит на запад, то есть на противоположную сторону корпуса, чем кабинет. Ракурс непривычный. На работе из моей приёмной видна парковка, проходная, дорожки и площадка с фонтаном, который сейчас не работает, конечно. Если высунуться подальше, то можно увидеть крыльцо нашего корпуса, в любое время дня там кто-нибудь курит.
А из этого окна видно ровное пространство заснеженных деревьев и торчащие из него тут и там высокие здания, два поближе и одно в отдалении. Как будто поверхность реки, в которую вмёрзли три большие коробки.
Я аж вздрагиваю, когда прямо в ухо раздаётся голос:
– Смит, выступление чрез час. Я не мгу быть плешивым тигром, я ж младой и красивый.
– Да, конечно.
Закусываю губы и наконец-то решаюсь прикоснуться кисточкой к его плечу. Сосредоточенно держу взгляд на своём «холсте», не глядя по сторонам, – меня позвали сюда по делу, а не пялиться на личные вещи капитана. И уж тем более стараюсь не думать о том, насколько он близко – практически голый, твою ж мать…
Когда дохожу до поясницы, Син наклоняется вперёд, опираясь на стол, – и кажется, что если провести пальцами вдоль позвоночника, то он по-кошачьи выгнется и замурлычет. Сознание наполняет мягкое тепло его удовольствия. Хм, ему нравятся прикосновения к пояснице? А что, если бы вместо кисточки провести там языком? Но сейчас об этом думать нельзя – наверняка почувствует. Вот вечером, закрывшись в своей комнате… Дожить бы только до этого…
Возможно, сыграло роль, что я стою настолько близко, или подействовало моё старание отвлечься чем-то внешним от невольно возникающих в сознании образов, однако я чувствую возбуждение капитана всё ярче – и вдруг посреди него мелькает образ полуголой блондинки с ярким макияжем. От неожиданно ударивших меня смутных, но однозначно неприятных чувств прикусываю губу до крови. Внутри мгновенно разворачивается ярость – какого чёрта он фантазирует о шлюхах в моём присутствии?!
Закончив со спиной, нехотя говорю:
– Кажется, всё.
Син выгибается, разглядывая результат моего творчества:
– Отлично! А вы готовы?
Я еле успеваю отвести взгляд от ямочек на его пояснице:
– Да, конечно. По какой тренировочной системе будем драться?
– Не-е, никаких тренировок! – капитан забавно морщится. – Эт будет настоящий бой.
– Насколько настоящий?
Потягивается – словно волна пробегает по мышцам спины – и разгибается, поднимаясь со стола.
– Насколько может быть настоящим, прекрасным и смертельным бой между двумя мутантами, – он ухмыляется. – Ладно, шучу. Бой до серьёзной травмы. Победа должна быть очевидной. Вас это пугает?
Я мысленно фыркаю. С ходу не могу даже придумать такой травмы, какой у меня ещё не было.
– Нет, конечно. Я сделаю всё, что скажете.
– Замечательно. Тогда через пятнадцать минут на арене.
– Капитан?
– Мм?
– Лицо. Его ведь тоже нужно раскрасить?
– О… Я как-то забыл.
И Син доверчиво подставляет мне левую щёку. Вот же гадство… Одно дело – прикасаться к нему со спины, но стоять под его взглядом…
– Да, сейчас.
Так, я спокоен, я думаю только о тиграх и полосках, о джунглях и лианах, которые крепко обвивают тебя, не давая пошевелиться, и всё вокруг сочится душной влагой, так что трудно дышать, дорожки пота щекочут кожу живота, а потом – сзади неторопливо подходит какой-то крупный зверь, принюхивается, проводит шершавым языком по загривку и, подумав, прикусывает острыми зубами…
Я сглатываю и фокусирую взгляд на лице капитана, который тем временем… разглядывает мои губы? Или куда он смотрит?
Аккуратно прикасаюсь к его мыслям – и сразу утыкаюсь в лицо всё той же блондинки, о которой он думал раньше. Точнее, взгляд фокусируется на губах – бледно-розовых, мягких, желанных. По ним пробегает кончик языка, смачивая перед тем, как…
И я захлопываю своё сознание. Нет, это, конечно, личное дело капитана – о чём думать, но… Но меня это бесит, вот что!
Чтобы хоть как-то перебить неловкость момента, ворчу:
– Вы уверены, что алкоголь не помешает выступлению?
Ещё пару секунд его взгляд изучает мои губы, затем с явной неохотой отрывается.
– Что? Извините.
– Сколько вы выпили?
Син пожимает плечами:
– Ну… Сколько-то. Кстати, вам тоже нужно. Вы слишком напряжены, для шоу это плохо.