Июнь. 1941. Запрограммированное поражение

Однако впечатляющие успехи немцев в сражениях, развернувшихся на Западе в мае 1940 года заставили командование Красной Армии пересмотреть свое критическое отношение к созданию крупных танковых и механизированных соединений. Не дожидаясь окончания боев во Франции, было принято решение вновь сформировать танковые корпуса, поспешно распущенные сразу после польской кампании всего полгода назад, но уже в другом, более мощном составе.

По итогам игр в высшем руководящем эшелоне Красной Армии произошли существенные кадровые перестановки. На Сталина произвел благоприятное впечатление доклад Жукова на совещании (он же не знал, что доклад написал полковник Баграмян), и то, что тот действовал заметно лучше своих оппонентов. И 14 января 1941 г. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «О начальнике Генерального штаба и командующих войсками военных округов» на место Мерецкова был назначен Г. К. Жуков. Он занял этот ответственнейший пост, несмотря на полное отсутствие у него соответствующего образования и открытую неприязнь к штабной работе. Что послужило причиной такого назначения, ведомо только Сталину. Жуков лично докладывал вождю о разгроме 6-й японской армии на р. Халхин-Гол[78]. Ему понравилась деятельность Жукова в качестве командующего войсками Киевского военного округа и то, как он выдворял румын из Бессарабии. Сталину импонировали смелые, энергичные люди с твердой волей и, конечно, преданные ему лично. Он доверял кавалеристам, выходцам из 1-й Конной армии — Тимошенко, Буденному, Щаденко и другим[79]. Когда 7 мая 1940 г. в РККА были учреждены звания генералов, Жукову в числе первых было присвоено звание генерала армии. Назначенный вместо Жукова на освободившуюся должность командующего КОВО М.П. Кирпонос 22 февраля 1941 г. получил звание генерал-полковника. Тем же постановлением были присвоены очередные воинские звания недавним оппонентам Жукова по играм: Павлов был повышен до генерала армии, а Кузнецов стал генерал-полковником.

Не теряя времени на раскачку, Жуков энергично принялся за ранее незнакомую ему работу. По его указанию оперативное управление Генштаба под руководством генерал-лейтенанта Г.К. Маландина приступило к уточнению недавно принятых «Соображений…» в соответствии с итогами только что проведенных оперативно-стратегических игр. 11 марта эта работа была завершена. В преамбуле нового плана говорилось:

«В связи с проводимыми в Красной Армии в 1941 году крупными организационными мероприятиями докладываю на Ваше усмотрение уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и на востоке» (выделено нами. — Авт.) [443].

Под запиской были заделаны подписи наркома обороны маршала С. Тимошенко и начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии Г. Жукова. А подписал ее только собственноручно исполнивший записку генерал-майор Василевский. Есть смысл подробнее рассмотреть этот документ, составленный всего затри месяца до начала войны. Там подчеркивалось:

«Сложившаяся политическая обстановка в Европе заставляет обратить исключительное внимание на оборону наших западных границ.

‹…› Германия в настоящее время имеет развернутыми 225 пехотных, 20 танковых и 15 моторизованных дивизий, а всего до 260 дивизий, 20 000 полевых орудий всех калибров, 10 000 танков и до 15 000 самолетов, из них 9000–9500 боевых» [444].

На самом деле в марте Германия располагала 191 дивизией и 4296 боевыми самолетами, включая транспортные. На 1 апреля у нее было 11 627 полевых орудий, не считая трофейных, которых тогда было сравнительно немного, а через два месяца, на 1 июня, — только 5162 танка [445]. Как мы видим, все цифры при оценке сил Германии были явно завышены.

Казалось бы, что это неплохо: на пороге войны лучше ошибиться в большую сторону, чтобы исключить возможность недооценки степени угрозы и, соответственно, скорректировать соответственно свои планы. Но столь значительная ошибка в оценке противника в дальнейшем сыграла злую шутку с аналитиками Генштаба и привела их к неверным выводам относительно готовности вермахта к нападению.

Согласно плану, центр тяжести советских усилий в будущей войне окончательно переносился южнее Припятских болот. То же самое ожидалось и от потенциального противника: