Император и ребе, том 2

— Замолчи! — заткнула себе уши Эстерка. — Я тебя не слушаю!

— Нет, я буду говорить, я буду кричать. И ты меня услышишь. Мало того, что этот мерзавец вырвал тебя из моих объятий, когда он был жив, купил тебя, как покупают…

— Что ты говоришь? — воскликнула Эстерка. — Я продалась? Я?!

— Я не говорю, что ты продалась. Такой порочной ты тогда еще не была. Другие тебя продали. Твой отец. Он был арендатором у польского помещика, вот и выучился. Собственную дочь сдал в аренду в обмен на родовитость, на карьеру, чтобы стать сватом самого реб Ноты Ноткина! Разве это мелочь?! Ого-го! И ему это удалось… Твой реб Нота тоже сыграл важную роль в моем несчастье.

— Йосеф, ты окончательно сошел с ума. Реб Нота был первым, кто велел мне поехать сюда и встретиться с тобой…

— Это он так раскаивался. После смерти своего сынка он раскаялся. За покойника каяться легко. Но ты мне больше не вытаскивай из могилы этого мертвеца в качестве охранника. Слышишь? Ведь у тебя есть средство и получше…

— Какое средство ты имеешь в виду?

— Позови сюда свое сокровище, Алтерку!

— Алтерку? — вздрогнула Эстерка. У нее даже глаза закатились от страха. — Что ты такое говоришь?!

— А почему бы и нет? — ответил Йосеф, и при этом его подбородок задрожал. Это было так издевательски ядовито, что Эстерке сразу же показалось, что Йосеф уже все знает, все, что произошло.

— Что ты говоришь?.. Это… — забормотала Эстерка заплетающимся языком. — Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать именно то, что ты думаешь… — удивленно посмотрел на нее Йосеф. — Что это ты сегодня пугаешься его больше, чем обычно?

— Я — больше, чем обычно?

— Что ты шепчешь? Ты ведь его всегда зазывала, чтобы он тебя защитил, чтобы я не слишком приближался и, не дай Бог, не прикоснулся к тебе. Так позови его сюда и сегодня. Ну!

— Нет-нет! — пискнула Эстерка, как большая кошка, которой наступили на хвост. — Йосеф! Нет!

Она даже забыла о своей деланой строгой холодности и схватила его за руки. Но Йосеф освободился от ее прикосновения, которого в глубине души жаждал, и, не спуская глаз с Эстерки, снова уселся на свое место.

— Ну а теперь, Эстерка, расскажи мне, что с тобой случилось. С тобой явно что-то случилось.

Это прозвучало как приказ верховного судьи, который привиделся Эстерке сегодня утром в полусне, судьи, который пришел издалека с печатью в руке и теперь сидел здесь и ждал ответа. Говоря по правде, это было страшно.

Она так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом и с закатившимися глазами. Еще минута, и натянутая струна лопнула бы. Может быть, дело дошло бы до ужасающей исповеди, какая случается раз в сто лет; какие бывали только в древних театральных постановках, с полубогами и оракулами… Но Йосеф не справился с собой и сам превратил в ничто намечавшееся «повеление оракула». Жгучая ревность вдруг пронзила его, и он, не выдержав повисшего в воздухе молчания, яростно рванул свое накрахмаленное жабо и швырнул его к ногам Эстерки.

— А я еще вырядился ради тебя, ради такой… вот!

Теперь Эстерка взяла себя в руки и увидала, что ее неподдельный ужас перед божественным судией напрасен. Это был всего лишь Йосеф, хорошо знакомый ей Йосеф Шик. Такой же человек, как и она сама. Он о чем-то догадывался, но он был слеп, как и все остальные в доме. Он блуждал в темноте.

— Будь хорошим!.. — сказала она уже спокойнее, просто чтобы сказать хоть что-нибудь. — Будь настоящим кавалером. Ты всегда был им и оставайся, пожалуйста, до конца.

— Но я не хочу! — все еще кипятился Йосеф. — Я больше не хочу и… больше не могу.

— Когда человек влюблен, как ты… как ты думаешь, — добавила Эстерка с печальной улыбкой, — он может и это тоже. Может.

— До каких пор и сколько еще? Как долго?.. — засыпал он ее однообразными вопросами.

— А сколько длится настоящая любовь? Вечно, бесконечно.

— Нет! — решил он после минутного колебания. — Я всегда был слишком кавалером. Слишком. Не таким, как все мужчины в моем положении и с такими же правами, как мои права на тебя. Поэтому!.. Только поэтому на меня и обрушилось такое несчастье!

4

Иосеф опустил глаза и покачивал головой в такт своим словам. Теперь Эстерка набралась мужества, чтобы посмотреть прямо в бледное лицо и на склоненную лысину старого холостяка. Она лихорадочно искала возможность побыстрее закончить этот мучительный для обоих разговор, который должен был стать ее последним разговором с человеком, которого она годами водила за нос. И ей пришло в голову, что самое лучше для нее будет «сознаться». Не полностью, Боже упаси! Даже перед смертью сознаться в подобном было бы слишком страшно. Только наполовину… Ему надо было указать на боковую дверь. Заставить его уйти через нее так, чтобы никто ничего не знал. Дальнейший путь он уж сам как-нибудь найдет.

— Может быть, в этом ты прав, — сказала она ему подозрительно тихо и с двусмысленной усмешкой. — Если бы ты был другим мужчиной, но с твоими правами на меня, как ты говоришь, то и со мной не произошло бы мое несчастье…

— Твое несчастье?.. — сразу насторожился он, пробудившись от смакования жалости к себе и своего рыцарского благородства.