Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Среди подарков, полученных королевой Викторией, стоит упомянуть собачонку. Некая престарелая наложница императора, не успевшая отправиться в бега вместе с остальным двором, умерла от страха, когда в столицу прибыли европейские союзники. Пять ее собачек породы пекинес привезли в Британию, и они положили начало породе пекинесов за пределами Китая. Одного песика привез капитан Харт Данн из Уитширского полка, прозвавший своего питомца Лути (от английского глагола to loot – грабить) и подаривший его королеве Виктории. В записке с представлением этой собаки капитан отметил: «Перед вами самое преданное и умное маленькое создание природы, привезенное мною из Китая, – его с самого начала приучили к тому обращению, которое полагается домашним питомцам, и делалось это в надежде на то, что за ним будут ухаживать сама ее величество, а также члены августейшей семьи». В Виндзоре эта собачонка вызвала некоторое содрогание. Экономка королевы госпожа Хендерсон писала в своей докладной начальству: «Это животное отличается большой разборчивостью в еде и, как правило, отказывается от хлеба с молоком, однако с удовольствием питается вареным рисом с курятиной, а также мясной подливкой. Можно сказать, что это блюдо подходит ему больше всего». Ее начальник проявил явную озабоченность и написал на оборотной стороне второго подобного письма: «Китайский пес, настаивающий на курятине для своего питания!» Госпожа Хендерсон получила такое вот указание: «…после непродолжительного лечебного голодания и увещеваний он [притом, что Лути был сучкой] должен полюбить корм, полезный для него…» В Виндзоре королева Виктория заказала нарисовать Лути немецкому художнику Фридриху Кейлю и через своего секретаря госпожу Скеттет особо отметила, чтобы «когда господин Кейль изобразит эту собаку, ему следует поместить рядом с ней некий предмет, чтобы было видно [Вот как!], какая она на самом деле необыкновенно маленькая…», Лути прожила на псарне Виндзора в общей сложности десять лет.

Когда лорд Эльджин принял решение спалить Старый летний дворец, французы отказались принять в этом деле участие, назвав его актом вандализма против беззащитных. Тем не менее сожжение было методично осуществлено. Генерал Грант описал картину такого преступления в своем письме военному министру в Лондоне: «Солдаты дивизии сэра Джона Мишеля 18 октября с большей частью кавалерийской бригады строем вошли на территорию дворца и подожгли там все имевшиеся строения. Зрелище предстало по-настоящему величественное. Мне оставалось разве что горевать по поводу уничтожения такого древнего великолепия, и я понимал, что так могли поступить только отпетые дикари; однако приходилось признавать необходимость такой меры в назидание китайцам, чтобы они больше не решились на убийство европейских посланников, а также на нарушение положений международного права».

Пожар, охвативший больше 200 пышных и изысканных дворцов, беседок, храмов, пагод и ландшафтных садов, продолжался несколько дней. Вся западная часть Пекина окуталась черным дымом и пеплом. Вулзли написал в своем дневнике: «Когда мы впервые вошли в сады, они напомнили нам одно из чудесных мест, описанных в сказках; мы покинули их 19 октября, оставив там полную разруху, не похожую ни на что».

Своей цели лорд Эльджин в некоторой степени достиг. Представители новой китайской власти будут обращаться с европейцами с особой осторожностью, не то что со своим собственным народом. Однако любое соображение по поводу удобства европейцев на территории Китая всегда омрачалось потенциальными ростками ненависти, поднимавшимися на прахе Старого летнего дворца. Чарльз Гордон, позже заслуживший прозвище Китайский Гордон, в то время служил капитаном карательной экспедиции и принимал деятельное участие в разрушении пекинского шедевра зодчества. В своей весточке домой он писал: «Народ здесь воспитанный, но мне кажется, что вельможи должны ненавидеть нас после того, что мы сотворили с Летним дворцом. Вряд ли вам удастся представить всю красоту и роскошь дворцов, которые мы так безжалостно спалили. Те, кто жег их, не могли не испытывать боли в сердце…» Год спустя Виктор Гюго написал так: «Это чудо света исчезло. Мы, европейцы, считаем себя цивилизованным народом, а китайцы представляются нам варварами. Так вот что наша цивилизация делает с варваром».