Империи песка

Оба застыли, услышав, как снаружи кто-то дергает ручку. Убедившись, что дверь заперта, неизвестный удалился.

– Ce n’est rien[22], – прошептала Элизабет. – Кто-то ошибся дверью. Но нам надо поторапливаться!

Генерал окинул взглядом кладовую. Вдоль двух стен, от пола до потолка, тянулись бурые деревянные полки, уставленные сотнями жестяных и стеклянных банок, а также бутылок. Возле одной стены, в углу, находился стол, используемый для консервирования. Сильные руки генерала подняли Элизабет в воздух и перенесли на стол. Попутно он захватил с полки несколько фартуков, соорудив из них импровизированную подушку. Делакруа лихорадочно расстегнул брюки и спустил их, преодолевая сопротивление собственного вздыбленного члена. Генерал тяжело дышал. Завернув подол платья Элизабет, он разложил ее на столе с распростертыми руками.

– Бернар, входите в меня побыстрее, – тихо произнесла она.

И в то же мгновение он вошел в нее. Его рука сжимала одну грудь, губы сомкнулись вокруг соска другой. Он полустоял, полулежал на Элизабет. Их тела начали двигаться в едином ритме страсти.

Мусса и Поль сидели в сумраке потайного прохода, сравнивали впечатления от слежки за гостями и допивали остатки шампанского. Пьяными они не были. После падения бутылки вина в ней оставалось совсем немного, но оба испытывали приятное тепло во всем теле и легкое головокружение.

– Une soiree magnifique![23] – заявил Поль с уверенностью настоящего знатока, хотя до этого никогда не видел приемов ни в шато, ни в других местах.

– Merveilleux![24] – согласился Мусса. – Особенно гусь.

Они славно повеселились. Большую часть времени мальчишки провели в тайном проходе, разглядывая сверху лысины, шляпы с перьями и телеса баронессы. А еще они сумели спрятаться под фуршетным столом и насмотреться на туфли, сапоги, нижние юбки и панталоны. Поль хотел было связать шнурки на туфлях у одного банкира, но тот отошел, не дав закончить. Затем мальчишки добавили уксуса в несколько открытых бутылок шампанского и натолкали редиски в торт. Набив карманы разными вкусностями, они ушли за дом, где уселись под деревом, наблюдая за приезжающими и отъезжающими гостями. Шнурки вдохновили Муссу проделать то же самое с конскими хвостами. Ребята прокрались за спинами ливрейных лакеев, стоящих у карет. Пригибаясь к земле, они привязали несколько конских хвостов к каретам, после чего связали поводья у разных карет. Изрядно нашкодив, мальчики беспрепятственно сумели вернуться под дерево.

А затем произошла история с гусем. Когда это случилось, ребята были на кухне. Какая-то дворняжка, пробравшись сквозь лес ног гостей, юркнула под фуршетный стол, откуда выбежала в коридор и очутилась на кухне, где нагло схватила целого жареного гуся, которого мадам Леавр собралась нарезать. Повариха была женщиной дородной, всегда носившей простое черное платье и белый накрахмаленный фартук. Если повариху охватывало соответствующее настроение, ее действия отличались предельной серьезностью. При виде четвероногого воришки глаза поварихи вспыхнули свирепым огнем. Она схватила мясницкий нож и погналась за тщедушным псом, весившим почти столько же, сколько гусь, болтающийся в его пасти. Оба выскочили из задней двери, настежь открытой для прохлады, и помчались по лужайке. Мадам Леавр была отнюдь не молодой. Мальчишек удивило, что она способна так быстро бегать, однако пес бежал быстрее. Кражу гуся повариха расценила как личное оскорбление. Поймай она дворняжку – располосовала бы вдоль и поперек. Однако псу повезло, и он улизнул вместе с трофеем. Для ребят это было главным событием вечера, чего не скажешь о мадам Леавр. Вспоминая о нем, оба выли от смеха.

– Вспомнил про гуся и снова проголодался, – признался Поль. – Схожу-ка я на кухню и раздобуду нам еды.

– С такой-то чумазой физиономией? Уж лучше я пойду, или ты сначала умойся.

Даже в сумраке было видно, какое грязное лицо у Поля. На щеках белели борозды, оставленные шампанским. Это была особая чердачная грязь, которая при попытке ее смыть только размазывается по лицу. Если он появится внизу, подумают, будто его изваляли в луже, а идти сейчас умываться претило его душе.

У Муссы вид был не лучше. Верхнюю часть туловища покрывал слой все той же грязи, делавшей заметнее длинный шрам под грудной клеткой, оставшийся после столкновения с кабаном четыре года назад. Его рубашка, которой он преграждал путь шампанскому, валялась где-то в проходе. Но лицо оставалось сравнительно чистым.

– Ладно, – согласился Поль. – Иди ты. Надень мою рубашку. Пока ходишь, я слазаю за твоей.

Поль снял рубашку и протянул Муссе, который надел ее через голову и открыл потайной люк, ведущий в их комнату.