Инга. Мир

Качаясь, вышла на мелководье, побрела на сухой песок, загребая его дрожащими ногами. Свалилась, прижимаясь мокрым купальником к сыпучему теплу и раскидывая руки. Рядом с Сережей, который сидел, свесив руки между колен, обтянутых старыми джинсами.

- А вытаскивать не поплыл, - упрекнула угрюмо.

- Выплыла же? - он не двигался, а она уже напряглась, готовая отбить руку, если вдруг, к ней.

- Добрый какой, - усмехнулась, опираясь на локти, - а чего вообще пришел? Я ж сказала - про глаза.

- Да царапай уже, - смирился Горчик.

- А работать? Ты мне еще должен. За билет автобусный. И... и за суп, - последнее слово смялось в горестном злом рыдании.

- Я наощупь. Был слепой музыкант, да? Я буду - слепой резчик.

- Дурак ты, Сережа.

Пляж был почти пустой, и такой прекрасный, блестел белым песком, топорщился яркими зонтиками и от них ложились прозрачные цветные тени. Мечтала, бегать будем, смеяться. Как два идиота, горько подумала Инга. А из окна, получается, будет смотреть эта Наташа.

- Что нам делать, Серый? Что?

- Жить, ляля моя.

- Как?

Он пожал плечами. Протянул руку и бережно тронул мокрые волосы, стряхивая налипший песок.

- Как сумеем. Не было тебя, понимаешь? Двадцать лет, Михайлова. Не пять лет. Двадцать.

Она села, отталкивая его руку.

- А кто виноват? Кто? Я что ли? Ты сам! Сбежал вот. Ты...

И замолчала, понимая, что наговорит злых нелепиц, которые ничего не поправят.

- Пока ты плавала. Тебе тут звонили, - сказал Горчик странным голосом, - нет, не Вива. И не Олега.

- А где? Мобила моя где? - Инга растерялась, перебирая, а кто мог звонить, - наверное, из техподержки нашей. Что сказали?

- Это был мужчина. Определился как Норушка. Я думал, женское имя. Ну и...

Серега усмехнулся, растягивая губы. Сжал кулаки, возя ими по песку.

- Ничего не успел, а он падла, уже мне в ухо, Инночка, танцуй, еду. Едет он!

- Вот же козел, - с отчаянием сказала Инга, - едет он.

И замолчала, ожидая таких же язвительных и злых упреков, прямых вопросов, требующих немедленного ответа. А Горчик вместо этого свалился рядом, спиной на песок и, глядя снизу на ее подбородок и профиль, сказал другое:

- Ты меня прости, ляля моя.

- За что?

- Так. За все.

Инга наклонилась над грустным спокойным лицом. Лежал, как когда-то на траве, что росла на обрыве над скалами. И запрокинутое узкое лицо стало таким же, совсем мальчишеским. Только покой на нем был другим, но он был все же. Она ничего не смогла выбросить из головы. Фигура и взгляд рыжеволосой Наташи, ее загорелые ноги под белыми полами халатика. Но поцеловать его очень хотелось, просто до крика.

"Когда-то мы были детьми и потому - мудрыми"

Она поцеловала его. Очень нежно. И легла рядом, будто весь пляж им - постель.

- А еще дураками друг друга. Обзывали. Вот же дураки.

- Угу, - согласился Горчик, - были умные да. Дураки мы сейчас.

- Серый. А ты был женат? Извини, я сейчас еще поругаюсь немножко, и потом скажешь, ладно? Скотина ты Горчик! Какой же кретин, идиот, ну распоследний! Почему, когда вернулся, не приехал сразу же? Ко мне? Пять, пять! Было б нам не двадцать, а пять лет всего врозь!

- Ты все?

- Да, - она снова заплакала, глядя в небо и сдерживаясь, чтоб не шмыгать носом, а то вдруг скажет важное, а она раззява пропустит.

- Я приезжал. Видел тебя, с мужем. И Олегой.

Инге показалось, небо ахнуло, падая вниз, и сейчас придавит ее, не давая вдохнуть.

- Ты что? Сядь. Инга?

Он обхватил дрожащие плечи.

- Я все равно не пришел бы, к тебе! Приехал увидеть. И все! Потому что... да ты не понимаешь. И не надо! Ясно тебе?

- Мне больно.

Он отпустил ее плечи. Сказал быстро:

- Мне работать надо. Ты пойдешь, со мной?

- Ты расскажешь мне?

- Да.

- Все расскажешь?

- Нет.

Смотреть, как он уходит, было больно, шея ныла, он сперва вырос, быстро поднявшись, а после пошел к аллее, тоже очень быстро. И она поднялась, побежала следом, хватая за руку.

- Я приду. Я похожу там, где нет людей. И приду. Скоро.

И тоже ушла, исчезая в узком проходе между кокетливыми домиками с кружевными балкончиками.

Ночью он сказал, обнимая ее и укладывая к себе на грудь, так что волосы накрыли ему лицо:

- Хочешь, уедем. Я брошу. Найду еще работу.

Она молчала, прижимаясь щекой к его щеке. Уехать бы совершенно, туда, где все новое. Где нет Наташ и дурацкого аспиранта Коли Норушки, который бегал к ней от жены, когда приезжала на сессии в Харьков. А после вдруг объявился, звонил, наверное, года два, такой методичный Норушка. Изводил ее и Виву, пока, наконец, не нарвался на Олегу, и они поговорили... И вот вынырнул из небытия в самый неподходящий момент. Или - самый подходящий? ...Уехать туда, где нет, и не было Костика Дефицита, Лизаветы с визиточками. И вообще, там, в этом месте все бы начать с их семнадцати лет.

"Чтоб снова падал со скалы Ромалэ... а ты ехала с Мишкой, мучаясь перед брезгливо-усталым ментом... а еще там - Вива без Саныча. И нет возлюбленного Оума, сына двух отцов с отчеством прадеда. А старый Гордей? И..."

- Нет, Серый мой. Нам нужно вытянуть. Только давай вместе, ладно? Я одна не сумею.