Иностранный легион

Есть, мой капитан!.. И так же спокойно идешь с людьми умирать, как когда-то за Родину… Дисциплина — прежде всего! Есть народная русская пословица: «Назвался груздем — так полезай в кузов»…..Нас бросают в самые опасные места. Легионер для марокканцев — все равно, что «исчадие ада». Ну, пока, а то идет капитан и будет ругаться, что я плохо наблюдаю за работой. Всегда уважающий Вас, Белокуров. Четвертое письмо Белокурова из Марокко, пост Ассака, в Прагу А.А. Воеводину, 6 мая 1923 года: «Дорогой коллега! Спешу Вам сообщить, что вот уже скоро 2 месяца, как я нахожусь в Марокко. Около 800 километров сделал пешком в какие-нибудь 22–23 дня. Сейчас стою пока на посту Ассака, среди громадных гор Большого Атласа. Кругом еще непокоренные племена диких арабов, которые очень серьезной опасности не представляют. Вооружены они плохо, почти совсем голые. Работают только ножом, нападая по ночам на часовых. Как сержанту, приходится очень много работать, ибо здесь мы, унтер-офицеры, — самое главное начальство, так как французские офицеры — слишком большие господа и в мелочи солдатской жизни не входят. В общем, пока здоров и доволен. Надеюсь на будущее, зарабатываю здесь около пятисот франков в месяц. Спасибо Вам, дорогой коллега, за всю колоссальную работу по поводу нас, грешных легионеров. Что касается газеты, то теперь в моей роте около сорока русских, так что много газет не присылайте — какую-нибудь одну, вроде «Нового времени», и Ваш студенческий журнал. Остальные газеты высылайте в Сиди-Бель-Аббес, в русскую бибилиотеку, которая, в свою очередь, рассылает их во все роты Легиона. Я, со своей стороны, буду описывать Вам нашу легионерскую жизнь в Марокко. Буду присылать иногда фотографические снимки, рисующие нашу жизнь. Буду очень рад, если Вы хотя бы изредка будете писать». Пятое письмо Белокурова из Марокко в Прагу А.А. Воеводину, 12 мая 1923 г.: «Дорогой коллега! Вы, наверное, уже получили мое письмо, из которого узнали, что я теперь нахожусь в Марокко. Сделал около семисот километров пешком, под палящими лучами африканского солнца. Было трудновато, да и теперь нелегко. Правда, положение сержанта — привилегированное. В данное время я командую пулеметным взводом 7-й роты Второго Иностранного полка; работы, конечно, много, в моем подчинении — сорок человек, но особенно жаловаться не приходится. Получаю жалованье — пятьсот семьдесят франков, имею для услуг вестового, и все бы хорошо, если бы не общество, в котором приходится жить. Ведь, пролезши в сержанты, не так легко. Мало того, чтобы знать безукоризненно французский язык, мало того, знать службу и уставы, нужно еще прослужить в Легионе двенадцать-пятнадцать лет, чтобы получить этот чин сержанта. Я пришел в сержанты через десять месяцев, и нужно ли говорить, что кругом были зависть и ненависть. В общем, я попал в общество сержантов, из которых каждый имеет четырнадцать-восемнадцать лет службы в Легионе. Пьяницы — отъявленные. Когда напьются, засучивают рукава и лезут «на бокс». И вот — с волками жить — по волчьи выть. Приходится с ними жить и выходить «на бокс». Слава Богу, что у меня — фигура богатырская, рост — сто восемьдесят сантиметров, а кулак — увесистый. Кто выходит против меня драться — на другой день идет в госпиталь. Но Вы понимаете, коллега, что такая жизнь мне совсем не нравится. В сентябре 1914 года я оставил Рижский политехнический институт. Я направился добровольцем на фронт, сделался офицером. С декабря 1917 года — начал драться против большевиков и вот теперь, в Легионе, сержантом. Годы идут… Жизнь тоже уходит… Эх, да что тут говорить; из Легиона необходимо вырваться и вырваться немедленно, иначе — верная погибель. Если сержанту трудно — то про солдата и говорить нечего. Та же каторга. В особенности приходится плохо молодым и смазливым мальчикам. Здесь — ужасно развит «педеразм». Этим занимаются даже офицеры, и вот если мальчик-легионер — смазливый и молодой, то за ним начинается форменная охота, как за «девочкой», и в конце концов жертва сдается. Нужно благодарить Бога, что между русскими этого почина практически не наблюдается, нравственные устои русских еще слишком крепки, зато молодые мальчики за пачку папирос или бутылку проделывают самые постыдные номера. Многих всяких язв у нас в Легионе, но эта язва — самая отвратительная и самая гнусная. Вот почему, прочитав в «Руле» заметку о Вашем ходатайстве перед президентом Французской Республики по поводу студентов-легионеров, я в лице Вас, дорогой коллега, приветствую весь состав Организации российских эмигрантских студенческих организаций и слезно умоляю: не опускайте руки, пока Вы не добьетесь своего. Речь идет о спасении нескольких сотен жизней людей, которые учились много лет, которые отдали лучшие годы своей жизни за Родину. Ведь они заслуживают лучшей доли, чем быть в Легионе. Лично про себя я не говорю: я несу свой крест и донесу его до конца. Я видел в жизни все виды и бывал «во всех переплетах». Но для других, молодых, Легион — верная погибель. С моей энергией, с моей силой воли и упрямством я не затеряюсь даже здесь, в Легионе. Есть надежда, что в будущем году я буду иметь офицерские галуны. Но другие — другие изнемогают под тяжестью этой ноши. Спасите их! Насколько мне известно, капитан Тихонравов имеет полный список студентов Легиона. Возьмитесь хорошенько за него. Он играет очень видную роль в Легионе, как капитан французской службы, и много помогает русским. Он бы с удовольствием вытащил из Легиона всех русских студентов, но Вы понимаете, что сам лично он бессилен что-либо сделать, в конце концов — он такой же солдат, как и все мы. Итак, дорогой коллега, умоляю Вас держать меня в курсе событий, присылать немного газет, если можно — книг. Я, со своей стороны, буду часто Вам писать, обрисовывать картину нашей жизни. Ради Бога, не опускайте руки. Выручайте! В долгу не останемся! Привет всем, Белокуров»