Иосиф Сталин, его маршалы и генералы

В первую очередь он выбрал тех, кто особенно резко нападал на арестованных во время заседания Военного совета — Буденного, Горячева, Белова. Эти уже заранее приговорили арестованных к смерти. Кроме того, включил в состав специального присутствия популярного в стране Блюхера, уважаемого в армии Шапошникова...

10 июля в особом отделе ГУГБ состоялось совещание. Начальник отдела Леплевский дал указание еще раз поговорить со всеми, кого на следующий день будут судить, и объяснить, что их судьба полностью зависит от поведения в суде и только «полное признание» облегчит участь. Он распорядился напомнить подсудимым их показания на следствии, чтобы они ничего не спутали. Особисты, допрашивавшие военных, сопровождали их в суд и сидели вместе с ними в комнате, ожидая вызова в зал.

С некоторыми обвиняемыми беседовал сам Ежов, который обещал Сталину, что все пройдет как по маслу.

На Никольской улице, по левой стороне от Кремля, сохранилось неприметное здание в три этажа.

11 июня 1937 года здесь собралось специальное судебное присутствие военной коллегии Верховного суда Союза ССР. Оно рассматривало дело «Антисоветской троцкистской военной организации». Судили восемь высших командиров Красной армии во главе с маршалом Тухачевским. Всех обвиняли в измене Родине.

Газеты сообщили: органы Народного комиссариата внутренних дел изобличили военно-фашистскую организацию, действующую в Рабоче-Крестьянской Красной армии.

Дело рассматривалось без участия защиты и обвинения, без вызова свидетелей.

Процесс продолжался всего один день, 11 июня.

Днем был объявлен перерыв. В четыре часа дня Ульриха вызвал Сталин. В его кабинете уже находились Молотов, Каганович и Ежов. Ульрих доложил о ходе процесса и получил последние инструкции. Приговор был известен заранее — расстрел.

Сталин тут же подписал шифротелеграмму местным партийным органам:

«Нац. ЦК, крайкомам, обкомам.

В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно — и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии.

Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, то есть двенадцатого июня».

Вождь всегда был точен.

В 23 часа 35 минут Ульрих огласил приговор — подсудимые были приговорены к смертной казни.

Всех арестованных во время следствия заставили подписать признательные показания. Во время суда обвиняемые повторили свои показания, написанные следователями НКВД (впрочем, стенограмма процесса потом все равно тщательно правилась). Есть люди, которые считают, что тем самым Тухачевский и другие военачальники признали свою вину.

Почему на московских процессах в тридцатых годах обвиняемые признавались в самых невероятных преступлениях — этот вопрос многих ставил в тупик.

Показания в буквальном смысле выбивали, и люди не выдерживали пыток, даже такие крепкие, как бывший балтийский матрос Павел Ефимович Дыбенко или маршал Василий Константинович Блюхер, который умер в камере от избиений.

Некоторые из арестованных на очных ставках или когда их допрашивал кто-то из начальства, говорили, что показания из них просто выбивают и верить этим протоколам нельзя. Они и не подозревали, что чекистам разрешено их избивать.

В шифротелеграмме секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий нацреспублик, подписанной Сталиным, говорилось:

«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК... ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

В 1937-м и 1938-м избивали особенно жестоко. Это потом, в пятидесятых годах, когда началась реабилитация, подтвердили бывшие работники НКВД, которых вызывали в Комитет партийного контроля. Они рассказывали, как это делалось.

Следователь писал протокол допроса так, как ему было нужно, а потом заставлял арестованного его подписывать. Тех, кто отказывался, били.

«После смерти Сталина, — вспоминал Никита Сергеевич Хрущев, — я обратился с просьбой найти того, что допрашивал Чубаря (до ареста — член политбюро, заместитель главы правительства и нарком финансов. — Авт.), кто вел следствие. Меня интересовало, в чем же его обвиняли. Генеральный прокурор Руденко сказал мне, что Чубарь ни в чем не виноват и никаких материалов, которые могли бы служить против него обвинением, не имеется.

И вот на заседание президиума ЦК пришел человек, еще не старый. Он очень растерялся, когда мы стали задавать ему вопросы. Я спросил его:

— Вы вели дело Чубаря?

— Да, я.

— Как вы вели следствие и в чем Чубарь обвинялся? И как он сознался в своих преступлениях?