Искушение чародея(сборник)

   Связь с Землей пропала, и нужно было решать: лететь дальше или поворачивать обратно. В последнем случае «Антей» никогда бы уже не достиг Альфы Лебедя, и все сто шесть лет его пути, все усилия тысячи людей – все это пропало бы впустую. Поэтому в конце концов экипаж принял решение не поворачивать – рискнуть и потратить еще тринадцать лет на то, чтобы добраться до звездной системы Альфа Лебедя, установить там телепортационную кабину – в этом случае, впрочем, совершенно ни к чему не пригодную, – и еще столько же времени потратить на возвращение к граничной отметке, на которой пропала связь. Все знали о теории Домбровского, согласно которой гравиволны имели предел распространения. Домбровский утерждал, что за этим пределом телепортические кабинки «Антея» потеряют связь с Землей, а экипаж окажется в полной изоляции. Все знали об этой теории, но надеялись на ошибку.

   Решение принимали всей командой – слишком многое было поставлено на кон. Но, в общем-то, подумал Павлыш, а как еще мы могли поступить? Это же так очевидно.

   Это случилось слишком давно, и с тех пор Павлышу было о чем думать, помимо славы. Например, о зеленоглазой Гражине, которую он все не мог забыть. Хотя ее последняя гравиграмма была вполне… определенной, чего уж.

   Сейчас, стоя на сцене и глядя в полутьму, на лица слушателей, Павлыш мечтал только об одном. Сбежать на какой-нибудь дикий остров – и чтоб хотя бы с недельку раздавались вокруг только крики попугаев да шум прибоя; и чтоб жить на пальмах, в гамаке, купаться в море, ни о чем не думать. В крайнем случае – спасаться от зловредных дикарей.

   Он увидел падающую звезду и загадал желание, а ребята тем временем закончили представлять Павлыша публике и стали исполнять песню, в которой были «полет сквозь вечность» и «стук сердец» и «время свернулось змеей, время кусало хвост». С некоторым стыдом Павлыш понял вдруг, что стихи Симоны кажутся ему глупыми и наивными. Чтобы не выдать этого зрителям, он отошел чуть в сторонку, на самый край сцены, и с каменным лицом смотрел в никуда, в небо, по которому скользила звезда.

   Звезда, между тем, увеличилась, и стало совершенно ясно, что это летит «антоновка» – беззвучно мчится прямо сюда, хотя полеты над парковыми зонами отдыха строжайше запрещены. Пока ее заметил только Павлыш: остальные были слишком увлечены песней. Но когда «антоновка» зависла над сценой и с мягким стуком опустилась перед ней, конечно, в рядах слушателей началось некоторое движение. Симона от волнения забыла слова, а Ивернев сбился с такта.

   С легким клацаньем откинулась дверца, из сферического корпуса вышла фигура в форме: фиолет и белые полоски, и блестящие черные пуговицы. Кто-то присвистнул.

   – Интересно, – вполголоса процедил Ивернев, – что, для Министерства межпланетных сообщений закон не писан?

   – Зачем ты сразу так? Они тоже люди и не чужды прекрасного, в том числе – наших песен. – Миша Домрачеев улыбнулся, взмахнул рукой и сказал погромче: – Присаживайтесь, вы как раз успели на вторую, лучшую часть концерта.

   – Кто из вас Павлыш? – Высокая девушка с разметавшимися по плечам рыжими волосами словно сошла с картин прерафаэлитов. Стройная, белокожая, с властным взглядом. Прозерпина, решил Слава; или даже нет – Лилит мстящая.

   – Вот он, – Павлыш со мстительным удовольствием указал на Домрачеева. – Только учтите, он у нас скромный и будет отнекиваться.

   – Собирайтесь, – велела Лилит. – Через пять часов рейс, опаздывать мы не имеем права. А ваш приятель… – она выдернула из-за пояса блокнотик, пролистнула. – Лошрачеев? Лошрачеев – здесь?

   – Домрачеев, – уточнил Домрачеев.

   И указал на Павлыша.

   – Вот и отлично, – кивнула Лилит. – Вы тоже, Михаил. – Потом она обернулась к зрителям и рассеянно произнесла: – Простите, что вмешиваюсь. Это действительно срочно.

   Зрители переглядывались, но скорее недоумевали, чем негодовали.

   – А может, вам хватит одного Павлыша? – уточнил Павлыш. – Ну, кто такой Домрачеев, если задуматься? Фольклорист, живет прошлым. В смысле, живу. А?

   Лилит посмотрела так, словно Слава вот только что сообщил, дескать, представь, дорогая, пока спал, куда-то делось одно ребро.

   – Нет, ну правда, вот зачем Межпланетным фольклористы? Изучать систему поверий и предрассудков второго поколения колонистов в Селенопорту? Или соотносить народные названия улиц Аэлиты с официальными?

   Лилит спрятала блокнотик и махнула им обоим рукой, слезайте, мол.

   – А еще я скучный очень. – Павлыша несло, он ощущал невиданное вдохновение. – У вас будут массовые случаи челюстных вывихов, а Павлыш – он, конечно, большой спец в своем деле, но никогда прежде с такими увечьями не сталкивался.

   – Боитесь? – спросила Лилит. Она придержала дверцу, пропуская Домрачеева и Павлыша внутрь.

   – Я? Чего может бояться честный человек?

   – Неизвестности, например. – Лилит села в кресло пилота, оглянулась. – Пристегнитесь.

   – Кстати, а куда мы летим? – спросил наконец Домрачеев. – Почему такая спешка? Что за срочный рейс?