Поначалу казалось, что по всем признакам ислам должен восторжествовать, а Европа — склониться перед ним. Ислам едва ли не с рождения стал мировой империей и мировой цивилизацией, простершейся на три континента, населенной множеством самых разных рас и народов, вобравшей в себя центры древнейших цивилизаций Египта и Благодатного полумесяца, к которым вскоре добавились Иран и Северная Индия. Мусульмане унаследовали греческую философию и науку, которые Европе только через несколько веков предстояло открыть для себя, мудрость и государственное устройство Ирана, и даже многое из восточно-христианского и византийского наследия. В то время как Европа была зажата между исламом на юге, степью на востоке, океаном на западе и ледяными пустынями на севере, мир ислама поддерживал отношения, иногда выливавшиеся в военные действия, но часто вполне мирные, с богатейшими древними цивилизациями Индии и Китая. У одной из них мусульмане заимствовали позиционную десятичную систему обозначения чисел, у другой бумагу, что оказало огромное воздействие на точные и гуманитарные науки, а также на систему управления и деловую жизнь. К услугам исламского мира была разносторонняя богатая культура, обширные пространства, людские и материальные ресурсы, сложная и процветающая экономика. В нем существовала к тому же разветвленная и законопослушная городская культура, настолько непохожая на европейскую, что еще во времена Османской империи европейские путешественники восхищались Стамбулом, по которому не только знать, но и воины ходили без оружия. Исламская ойкумена была одним обществом, а какое-то время даже одним государственным образованием, объединенным верой и верностью и связанным сетью сухопутных и морских дорог, созданных как для торговли, так и для паломничества.
Объединению служил также общий язык и находившая в нем выражение культура. В арабском языке исламский мир обрел средство общения, равного которому в тогдашней Европе не было, — язык государства и торговли, науки и философии, религии и юриспруденции, с богатой и разносторонней литературой, столь же неповторимой, сколь и беспримерной по масштабу, разнообразию и изощренности. Замшелый греческий, исковерканная латынь и примитивные языки раннесредневековой Европы не могли предложить ничего хотя бы отдаленно сравнимого с этой роскошью.
Из соседних с исламом цивилизаций только христианская была в принципе — по убеждению, по самосознанию, по замыслу — всеобщей. Христианство не замыкалось в определенных границах, подобно религиям Индии и Китая, но стремилось обратить в свою веру все человечество. На деле, однако, христианский мир до начала великих географических открытий ограничивался пределами Европы. Исключения, конечно, были, но большого значения они не имели. Христиане под рукой мусульманских владык не имели собственной государственности и в любом случае принадлежали к иным церквам и культурам. Эфиопское царство, единственное христианское государство вне Европы, было отдаленным и малоизвестным. Христианство как цивилизация было столь же европейским, сколь конфуцианство китайским. То была религия региона, и притом не слишком большого. Все его население принадлежало к одной расе и состояло из небольшого числа родственных этнических групп, связанных общей культурой. Иными словами, это было что-то вроде индуистской Индии, но меньше и беднее.
По сравнению с исламом христианский мир был бедным, малым, отсталым и одноцветным. Расколотый на вечно ссорящиеся крохотные королевства, с церковью, разделенной расколом и ересью, с непрерывными склоками между Римом и Константинополем, он был ареной соперничества двух императоров, а какое-то время и двух пап. После потери под натиском мусульман христианских берегов Восточного и Южного Средиземноморья христианский мир оказался еще более локальным, ограниченным маленьким полуостровом на западной оконечности Азии, который и стал именоваться Европой. Какое-то время — надо сказать, очень долгое время — казалось, что ничто Не может помешать окончательной победе ислама и распространению мусульманской веры и власти на Европу.