Испанский сон

– Вот те крест! – воскликнул Филипп.

Рассказ Аны о Фатиме

(продолжение)

– Как тебе уже известно, – сказала Ана, – дети упомянули красивую девушку; по мнению Лусии, на вид ей было лет восемнадцать. Сведения, сообщенные детям этой девушкой, делятся как бы на несколько разных пластов.

Сведения первого рода касаются протокола и самих детей. Протокол, как ты знаешь, был выдержан – я имею в виду встречи по 13-м числам; кстати, сообщают, что после того как детей задержали в участке, девушка все же явилась к ним в другом месте и в неурочный день. Про детей девушка сказала, что им предстоит великая миссия, подробности которой будут изложены в ходе встреч; а еще кое-что о будущем детей; об этом чуть позже. Сведения второго рода девушка представила о себе. Она сообщила, что является Девой Марией, Богоматерью – с твоего позволения, я буду теперь называть Ее с большой буквы – и что Господь хочет установить в мире почитание Ее Пречистого Сердца. Еще она сделала некое общедоступное послание, о котором я расскажу тебе тоже чуть позже. Третьим пластом информации были три особые вести, которые Дева запретила до поры обнародовать; много позже был еще и четвертый, последний пласт. Так я бы подразделила все, что Она сказала.

Теперь заполню пропущенное. Вначале о судьбе деток; было сказано, что их ждет разная участь: младших Она скоро возьмет на небо к Себе, а Лусия должна будет надолго остаться на земле, чтобы свидетельствовать. Так и произошло: через два года умер маленький Франсишко, а еще через год – Жасинта; обе смерти были обставлены рядом необычных обстоятельств – предвидения, нетленные мощи и т.д.; не буду их перечислять, чтобы не отвлекаться от основной темы. Добавлю только, что Дева тогда же пообещала и после 17-го года являться к Лусии по мере необходимости и вообще всю жизнь быть рядом с ней; отсюда и взялся четвертый пласт информации – то, что Она открыла Лусии гораздо, гораздо позже.

Внимание: перехожу к основной теме, то есть открытому посланию Девы. Замечу, что послание это (со слов детей, разумеется) было тогда, в 17-м году, опубликовано в нескольких европейских газетах; есть авторитетное свидетельство, что даже отрекшийся император Николай II, находясь в то время в Тобольске под следствием, получил парочку таких газет и высказывался по сему поводу; дело в том, что послание касалось России. Я приду – так сказала Она – просить о посвящении России Моему Пречистому Сердцу. Если люди послушаются, то Россия обратится и наступит мир на земле; а иначе она распространит свои лжеучения по всему миру, вызывая войны и преследования Церкви; многие праведники претерпят мучения; Святой Отец будет много страдать; некоторые народы погибнут. В конце концов Мое Пречистое Сердце восторжествует: Святой Отец поручит Мне судьбы России, которая обратится, и в мире наступит мир. Вот, в основном, и все, что сказала Дева; если я и передала что-то не так, то лишь мелочи – в конце концов, разговор шел по-португальски.

Как раз это очень странное упоминание о России (откуда неграмотным детишкам в португальской дыре вообще знать о ней?) явилось тем обстоятельством, которое более всего смутило местные церковные власти. Такое впечатление, что они испугались, не провокация ли это; Россия же не католическая страна. Несколько лет люди являлись к дубку на поклон безо всякого церковного благословения, искали встречи с Лусией; наконец, терпение властей лопнуло. Епископы удалили Лусию из Фатимы в монастырь, запретив ей говорить с кем-либо о Деве, да и о себе; всю дальнейшую жизнь Лусия провела в различных монастырях, в том числе и на испанской территории. А еще начали расследование всех происшедших и продолжавшихся событий; создали комиссию, работа которой закончилась лишь к 30-м годам. Комиссия установила, что все хорошо; я думаю, им просто деваться было некуда, потому что люди все шли и шли, а 13 мая 31-го года, когда епископы наконец приехали в Фатиму с благословением, паломников явилось ни много ни мало триста тысяч человек. И тогда же, в 31-м году – обрати внимание – епископы по собственной инициативе посвятили Пречистому Сердцу Девы Марии свою страну, Португалию. Не Россию.

* * *

Ана приумолкла.

– А что это значит – посвятили? – спросил Филипп, пользуясь паузой.

– Эй, – моментально откликнулась Ана, насторожившись, – ты обещал не стебать.

– Но это вовсе не стеб, – миролюбиво заметил Филипп. – Я действительно не понимаю; если ты такая умная – объясни… Вообще странный какой-то термин. «Я лиру посвятил народу своему». Вот кого бы бритвочкой Оккама! Собрался писать о народе – так и скажи. Писать для народа – ну тоже скажи четко, по-русски… Лиру, видишь ли, посвятил! Вот где начинается эта непостижимая русская душа – в таких поэтичных, а фактически темных и неразборчивых формулировках. И ты туда же.

– А говоришь, не стеб, – обидчиво возразила Ана. – Еще какой стеб! И притом мы даже не дошли до России; я говорила о посвящении Португалии.