— Я отослал отца подальше, он не должен тебя видеть. Если заподозрит неладное — приложит все усилия, чтобы изолировать тебя от Романа. Жесткий человек.
— Так ты знал?
— О том, что Ромка сводный брат? Конечно. Отец постоянно контролировал мою жизнь. Своими методами. Считал, что в моём случае все средства хороши. Два раза я слышал, как он сравнивал мою мать с распутной девкой. "Гены", "яблочко от яблоньки" — не надо быть очень умным, чтобы догадаться — речь идёт не о Лилечке. Но ты права, я гнал от себя такие мысли. Прозрел в детородном возрасте.
— Почему же позволил использовать себя?
— Плохое слово — использовать, Аня. Я хочу помочь самому близкому человеку. Он бы сделал для меня то же самое.
— Но ты рискуешь потерять здоровье.
— Я полагаюсь на Провидение. Потерять брата страшнее, всё равно, что осиротеть. Наверное, не всякому дано ощутить родство не только крови, но и души, — Марк устало улыбнулся. — Вы с ним очень похожи. Оба справедливые до абсурда, нервные, точней, импульсивные. Даже внешне похожи… И обоих я носил на руках.
— Пожалуйста, не продолжай! — Аня враз охрипла. — Я уже не знаю, что мне делать.
— Угораздило его в тебя влюбиться, — Марк, не останавливаясь, добивал Аню правдой. — На свою беду. Не переживай! Как говаривал Володя Ульянов-Ленин — мы пойдём другим путём. Папе обязательно удастся договориться или перетасовать козыри в колоде. Сложа руки мы с ним сидеть не будем. Да-а-а, по твоим глазам читаю: не дадим спокойно умереть, я прав?
Как он жесток! Кажется, его папа перепутал мамину яблоньку со своей — истинный сын-преемник. Хотя всё это можно понять, Марк борется за жизнь брата. Не дав ей ответить, он встал и направился к выходу. Через минут десять привезли Ромку:
— Я лежал сейчас в белом длинном гробу с дыркой для головы! Испытал наплыв клаустрофобии.
Аня отправилась следом в палату и ждала, когда его худое тело переложат с каталки на постель.
— Тебя очень долго там держали.
— Полчаса, не больше. Сначала очередь, потом пришлось остановить аппарат из-за этого, — он разжал ладонь и показал маленькую золотую звёздочку, висевшую когда-то в её ухе. — Забыл, что это тоже металлический предмет. И так не хотелось с ней расставаться!
После того как за санитаром закрылась дверь, Аня приблизилась и нежно коснулась рукой Ромкиных волос, очертила пальчиком овал лица, линию носа и почти неразличимых бескровных губ. Он поймал её руку и зажмурился. Тонкая простынь и грудная клетка не могли скрыть биения сердца, так же как и выпирающую из-под рёбер увеличенную селезёнку.
— Я с плохими вестями. У Марка обнаружилась болезнь в раннем детстве, о которой здешние врачи не знали. Ему придётся пройти ещё дополнительное обследование. Ты подождёшь?
— Я подожду, — сказал он шепотом и поднёс Анины пальцы к губам. — Ты здесь, со мной. И мне не страшно.
— Не хочешь узнать, что с ним?
— Что-то очень серьёзное, раз ты приехала… Я чувствовал это: нервозность, спешка, отец ведёт себя подозрительно. Не переживай! А-анечка…
Аня замерла. Непонятное, щемящее чувство заполнило её всю без остатка. Жалость, но не та, что давит слезами, другая, отчасти схожая с материнской любовью, перерастающая в острое желание. Вспомнилась Елена, нечто подобное Аня испытывала к ней в самые трудные моменты жизни. Осторожно оторвавшись от Романа, девушка замкнула дверь — до пяти часов в больницах тихий час, — вряд ли кто-то кинется её ломать. Затем запахнула льняные шторки и вернулась к кровати. Из-под густых тёмных ресниц он наблюдал за молнией на розовой кофточке, безудержно летящей вниз и переходящей в плавное скольжение молнии брюк. Сколько раз во сне он мечтал об этом? И не верил, что когда-нибудь увидит наяву. Теплые ладони взяли в плен его кисть и провели по обнаженной плоти, от тонкой шеи вниз, минуя грудь, едва прикрытую кусочком кружев, плоский живот и бёдра. С Ромкиным телом происходили странные метаморфозы: замученное болезнью, оно и сейчас ныло в неведомом напряжении, тяжелой волной подкатывало к горлу вибрирующее тепло. Он испугался, как в тех редких случаях, когда не мог контролировать себя. Почувствовав страх юноши, Аня опустилась на колени и положила голову рядом с его подушкой:
— Я тебя напугала, прости…
— Нет-нет! Это ты меня прости. Мне надо кое в чём тебе признаться. Я… У меня никогда этого не было. Близости, такой близости. Боюсь показаться тебе глупым и неловким.
Она улыбнулась и погладила топорщившийся ёжик его коротко остриженных волос:
— Надеюсь, моего опыта одной единственной ночи нам хватит на двоих.