Испытание огнем

Брасень поражал своей проницательностью и меня, и Кота.

Разговор надолго прервался. Молча смотрели на проходящие прямоугольники рот. Подъехала кухня, повар запричитал, что наготовил на целую роту, за что молча получил в ухо от Брасеня.

– За что? Я-то что?

– Сдашь всё под отчёт! Попробуй хоть грамм украсть – сам застрелишься!

– Да вы что, ребята, вы что?

– Почему тебя здесь с нами не было?

А вот тут повару ответить нечего. Прячет глаза.

– Ты что спрятался-то? Ладно, давай наваливай погуще да пожирнее. И рассказывай новости. Что это немец драпать надумал? Раньше за ним такого не замечали.

– А вы не знаете? А, ну да, откуда… Ещё позавчера наши войска Тульского и Калининского фронтов перешли в наступление. Да так удачно, что немец может в окружении оказаться. Вот они и драпанули.

– Ура! – заорали все шестеро, но тут же заохали.

Так вот чего выжидал комдив, для чего суточный отдых дивизии устроил, перегруппировывался. Всё верно, лучше преследовать отходящего врага отдохнувшим, чем пытаться его выбить с укреплённых позиций. А моя рота изображала активность дивизии. Ай, молодца! Даже обидеться на него не могу.

Мимо нас проехали три грузовика с прицепленными 76-мм орудиями. Ф-22, если не ошибаюсь.

– Ф-22 УСВ, – подтвердил Федя, – отличное орудие.

– Если пушки пошли, значит, переправу наладили.

– Так давно уже, – кивнул повар, – меня первым и пропустили.

– Ха! А повар наш тоже штрафник-смертник! Его тоже первым пустили в расход, надёжность переправы проверять, – рассмеялся Кот.

Только сейчас до повара дошло, какой он опасности себя подверг. Побледнел. Не поздновато ли ты обделаться решил?

– Смотри, это что за чудо?

От переправы к нам ехали две легковые «эмки», побеленные разводами извести.

– Рота, стройся! – скомандовал я. – Начальство к нам пожаловало.

Мы выстроились в короткую шеренгу. Не по росту. Самым правым пристроился повар, я оказался самым левым. И справедливо. Я и так самый левый среди всех в этом времени. В любом времени. Да, так точнее.

Из первой машины выбрался полковник. Комдив. Он стремительно подошёл к нам, молча обнял и расцеловал каждого, даже повара. Отошёл на пару шагов, хотел толкнуть речугу, но голос его сорвался, он смахнул с головы шапку и поклонился нам в пояс. У меня в глазах защипало. Охренеть! Ну, и как на него обижаться?

Полковник выпрямился. Глаза его покраснели и блеснули слёзы:

– Спасибо, братцы! От всей дивизии спасибо!

Он махнул рукой, подбежал паренёк в полушубке с папкой и коробочками.

– Каждому из тех, кто покинул вчера тот берег, я подписал рапорт о снятии взыскания. Все восстановлены в правах, в званиях, всем возвращены награды. Награды погибших отправят семьям. Вам, каждому…

Он подошёл и вручил каждому по коробочке, говоря:

– Всё, что могу…

Следом шёл этот паренёк и заполнял орденские книжки и выискивал приказы о награждении в стопке с уже заполненными наградными листами. Я назвался и открыл коробочку. «За отвагу!» Самая ценимая медаль. Моя первая медаль.

– А погибшие?

– Фамилия?

– Кузьмин.

– Медведь? Так вот ты какой, Медведь! А прошлый раз всё в скромнягу рядился. Надеялся, что в нашей дивизии останешься, но за тобой уже приехали. Да, по твоему вопросу. Всех наградить не могу. Продиктуй фамилии наиболее отличившихся моему ординарцу.

Поражённый полковником, я не сводил с него глаз. И только теперь, после его слов, заметил двух командиров, скромно стоящих у второй «эмки». Кельш со знаками различия пехотного полковника и подполковник Степанов. Сашка!

Комдив встал перед нашим строем, дождался, когда я закончу диктовать фамилии, ещё раз поблагодарил нас за подвиг и сказал напоследок:

– Вы вольны вернуться в свои части. Но пожелавших остаться с радостью приму в наши ряды.

– Служить под вашим началом – честь! – ответил я за всех.

Полковник благодарно кивнул в ответ, бросил косой взгляд на Кельша и Степанова, поманил в машину Федю, сам сел. Федя, радостный, светящийся, наскоро обнял всех, заскочил в «эмку» и уехал с комдивом.

Мои «штрафники» удивлённо разглядывали подходящих старших командиров.

Кельш встал прямо передо мной, насмешливо разглядывая. Степанов мялся сзади. Кельш протянул руку:

– Наш герой, как всегда, порван в клочья, но жив. И я искренне рад этому. И как тебе это удаётся? Даже завидую.

Я пожал протянутую руку, поморщившись от боли в простреленной руке и боку:

– Через боль, товарищ майор госбезопасности. И с каждым разом всё большую. А завидовать не советую. Не дай вам бог пережить такое.

– Да, тут ты прав. Ну что ж! Не буду вам пока мешать, – он глазами дал команду Коту и отошёл к машине.

Степанов подошёл ближе, взял меня за плечи и внимательно разглядывал, как китайскую фарфоровую вазу. Наконец улыбнулся широко и сжал меня в объятиях. И я его обнял. Как бы то ни было, а я успел привязаться к нему.

– Живой, Хозяин тайги! Живой! Я тебя уже три раза схоронил, а ты живой! Как я рад!

– Я вообще-то тоже рад, Саня, но не тискай так сильно. Меня тут малость потрепало.

– О, прости, Витя!

– Я вижу, вы в званиях растёте, товарищ подполковник. А здесь какими судьбами?