Испытание страхом

Казалось бы, ну и что с того? Вот только я совершенно не понял, как я здесь очутился. После разговора мы с Тенью ушли спать, поскольку нашим фичам предстояло сделать то, что не удалось нам – вступить в контакт с неизвестной Тварью. Такое решение мы приняли на нашем вечернем коммюнити. Действительно – фичу невозможно уничтожить, если не уничтожить ее атрибут, а атрибуты надежно спрятаны, кроме разве что Цезаря, да и тот последнее время в основном ночевал в нашем блоке. Не знаю, правда, где находится атрибут Бракиэля и какой он – мы даже фичу его называли в нашей тесной мужской компании «леди Годивой», поскольку девочки, посовещавшись, убедили нас на нее не смотреть. Пройдоха Призрак был уверен (по аналогии с Эсмеральдой), что фича Бракиэля – обнаженная Ника, и даже втирал, будто видел ее и не ослеп, но мы ему не особо верили. Чужую фичу можно увидеть или с разрешения хозяина, или в момент слияния. Разрешения Бракиэль не давал, а в момент слияния было немного не до того (по тем же причинам о том, как выглядит Эсмеральда, знали только я и девочки), так что наше обещание не смотреть на «леди Годиву» являлось чистой формальностью.

Мы с Тенью легли спать, а проснулся я полностью одетым у водопада. Зная, какие у нас бывают сны, я на всякий случай проверил, не сплю ли я. Судя по тому, что щипок вышел болезненным, я не спал.

– Между прочим, – заметила Апистия, доставая пачку сигарет местного производства – то есть без маркировки, – так проверять, спишь ты или нет, неэффективно. Ваши сны отличаются от снов обычных людей, по крайней мере в некоторых фазах. Но сейчас ты бодрствуешь и, судя по всему, не понимаешь, как сюда попал.

Я кивнул.

– Да-да, ты с детства был разговорчивым малым, – заметила Апистия.

– Кстати, – сказал я. – Я так вас и не поблагодарил, вот хочу сказать вам огромное спасибо…

– За ноги, что ли? – ответила она. – Не стоит благодарности. Во-первых, это мой долг, во-вторых, я тогда только узнала, что способна на такое, и просто упивалась своими возможностями. А в-третьих, мне ведь не удалось спасти твои нервные окончания. Ух, как же я злилась! Мне хотелось найти этого жлоба Дьогу и запихнуть ему его палку в задницу по самую рукоятку. Я бы так и сделала, но это падло затихарилось, как чувствовал, что ему несдобровать.

Она выпустила дым и добавила:

– И кстати, мне, правда, было тебя жаль. У меня… не важно.

– У вас был ребенок? – спросил я. Она криво усмехнулась:

– Казалось бы, такой простой вопрос, а ответа на него нет. Я не могу сказать ни да, ни нет, потому что все окажется неправдой. Но хватит об этом, лучше давай о тебе.

– А что обо мне? – не понял я.

– Например, эти хождения по ночам, – сказала она. – Вообще, странно говорить о дне и ночи на борту межпланетного корабля, но большинство из участников дрыхнет, значит, сейчас ночь. Ты, похоже, тоже спал, встал, оделся и ушел постоять у водопада. У тебя раньше бывали случаи лунатизма?

– Раньше я был парализован ниже пояса, – напомнил я. – И если бы начал гулять по ночам, братия объявила бы меня чудом и в нашу обитель потянулись бы паломники.

– Угу, именно потому, когда ты начал ходить самостоятельно, они тщательно это скрывали от всех, включая папского легата, – иронично заметила Апистия. – Ладно, запишем, что раньше приступов лунатизма не наблюдалось. Пошли, присядем?

Она указала на лавочку сбоку от водопада, и мы направились туда. В ее походке чувствовалось нечто неестественное – она была легкой, грациозной, но какой-то механической. Меня осенило:

– Апистия, простите, а можно нескромный вопрос?

– От тебя можно, – сказала она. – А вот Призраку я бы не разрешила. Спрашивай уже.

– Простите… Вы раньше тоже были парализованы?

Она остановилась, не дойдя пару метров от лавочки, взглянула на меня… и рассмеялась! У нее был очень странный смех, словно что-то клокотало внутри:

– Говорят, если ребенок рисует у человека уши, значит, они у него когда-то болели, – произнесла она, заставив меня вздрогнуть. – Все мы видим мир через призму своего опыта. Была ли я парализована? Нет, но в наблюдательности тебе не откажешь.

Она подошла к скамеечке и села, приглашая меня присесть рядом. Я опустился на скамейку, мельком подумав, что прошло всего-то чуть больше, чем полгода с тех пор, как я стал ходить самостоятельно, но я уже не обращаю внимания на то, как сажусь, встаю, хожу…

– Признайся честно, дружище, – сказала она. – Когда вы первый раз шли на имплантацию, вы боялись, правда? можешь не отрицать, я хорошо видела ваш страх. Это нормально. А теперь представь себе, что ты просыпаешься и ощущаешь себя в чужом теле, хм… ну, пусть даже и не совсем чужом. На самом деле, ты это тело хорошо знаешь, и это еще хуже. Лорду надо отдать должное – он максимально смягчил этот процесс, но даже Лорд не всемогущий… не был всемогущим.

Заговорив о Лорде, Апистия стала грустной. Пошарив по карманам, она выудила плоскую фляжку и протянула мне:

– Выпьешь? За светлую память Лорда?