— мистер Скорски, — сказала стюардесса, — я убедительно прошу вас занять свое место!
Дэн схватил ее за руку.
— ты мне нравишься, сейчас я тебя прямо в проходе буду насиловать, только представь себе! изнасилование в небе! ты получишь ОГРОМНОЕ удовольствие! бывший боксер Ройи. Грапиано насилует стюардессу над Иллинойсом! иди сюда!
Дэн обхватил ее за талию, лицо у нее было до ужаса невыразительным и дурацким; молодая, самовлюбленная и уродливая, у нее было умственное развитие грудастой синички и не было сисек, однако она оказалась сильной, она вырвалась и бросилась в кабину пилота. Дэн блеванул, дошел до своего места и сел.
вышел второй пилот, человек с огромными ягодицами, крупной челюстью и трехэтажным домом с четырьмя детьми и сумасшедшей женой.
— эй, дружище, — сказал второй пилот.
— чего, мать твою?
— приди в себя, я слышал, ты поднял шум.
— шум? какой шум? ты случаем не педрила, летун?
— говорю тебе, приди в себя!
— заткни хлебало, мать твою! я заплатил за билет!
обладатель огромных ягодиц взял привязной ремень и с нескрываемым презрением пристегнул Дэна к креслу, продемонстрировав свою грозную силу не менее хвастливо, чем слон, с корнем выдирающий хоботом манговое дерево.
— так и СИДИ!
— я — Роки Грациано, — сообщил Дэн второму пилоту, второй пилот уже удалился в передний салон, когда стюардесса подошла и увидела спеленатого в кресле Скорского, она прыснула со смеху.
— я в тебя двенадцать ДЮЙМОВ всажу! — крикнул он ей.
старуха опять зашипела на него змеей…
из аэропорта, босиком, он добрался на такси до нового Виллиджа. он легко нашел комнату, а также бар за углом, в баре он пил до утра, и никто даже слова не сказал по поводу его босых ног. никто его даже не замечал, никто с ним не заговаривал, ну конечно, он же попал в Нью-Йорк.
никто не сказал ни слова даже наутро, когда он покупал носки и ботинки, войдя в магазин босиком. возраст города исчислялся веками, город был искушен во всем и потому лишен смысла и равнодушен.
через пару дней он позвонил Сигно.
— как долетели, мистер Скорски?
— отлично.
— ну что ж, я сегодня завтракаю в «Гриффо». это совсем рядом с «Уорлдвей». давайте встретимся там, допустим, через полчаса.
— а где это «Гриффо»? То есть адрес какой?
— так и скажите водителю: «Гриффо».
он повесил трубку. Сигно то есть.
Дэн сказал водителю: «Гриффо». и они доехали, он вошел, остановился в дверях, в заведении было сорок пять человек, который из них Сигно?
— Скорски, — услышал он чей-то голос, — сюда.
там был столик. Сигно. еще один, они пили коктейль, когда он сел, подошел официант и поставил коктейль перед ним.
Господи, это уже было похоже на дело.
— откуда вы узнали, кто я такой? — спросил он Сигно.
— да так, узнал, — сказал Сигно.
Сигно никогда не смотрел на человека, всегда только поверх его головы, точно ждал некоего откровения или того, что вот-вот влетит птичка, а то и отравленная стрела, выпущенная африканкой-убанги.
— это Странновато, — сказал Сигно.
— да, — сказал Дэн, — странно, и весьма.
— я говорю, это мистер Странновато, один из наших старших редакторов.
— привет, — сказал Странновато, — я всегда восхищался вашим творчеством.
со Странновато дело обстояло как раз наоборот: он постоянно смотрел вниз, на пол, как будто ждал, когда нечто выползет наружу в щель между половицами — то ли обнаружится выход нефти, то ли загнанная охотниками рысь, то ли полчища ошалевших от пива тараканов, никто не произносил ни слова. Дэн прикончил свой коктейль и ждал, когда это сделают они, а они пили очень медленно, как будто их это не касалось, как будто это было водянистое молоко, выпив еще по коктейлю, они направились в контору…
они показали ему его стол, все столы были отделены друг от друга высокими, как стены, перегородками из белого стекла, сквозь стекло ничего не было видно, а позади стола белая стеклянная дверь, закрытая, после нажатия кнопки прямо перед столом закрывалось стеклянное окошечко, и вы оставались одни, там вполне можно было завалить секретаршу, и никто бы ни черта не узнал, одна из секретарш уже улыбнулась Дэну. Господи, что за фигура! вся эта плоть, подрагивающая и стянутая одеждой, ноющая от недоеба, а еще и улыбка… что за средневековая пытка!