Через несколько ночей Куколка поняла, что наступил кризис. Она обнаружила, что пурпурный глиняный сосуд врача китайской медицины перекочевал к Застёжке. Несколько раз она хотела забрать этот сосуд себе, и у неё была для этого веская причина: никому, кроме неё самой, не разрешалось входить в жилые комнаты хозяина. Однако она удержалась. Горький запах изо рта Чуньюй Баоцэ становился всё тяжелее: очевидно, старик пичкал больного мощными успокоительными. Однажды посреди ночи Куколка снова услышала, как кто-то бродит за дверью, несколько раз выглядывала в коридор, но никого не заметила. Тогда она села в лифт и спустилась в главный зал, где сразу же учуяла горький запах, исходивший от хозяина. Она притаилась в уголке. Прошло больше получаса, и появилась ещё одна женщина — Застёжка. Беззвучно наблюдая за начальницей смены, Куколка с удивлением заметила у неё в руках всё тот же пурпурный сосуд. Неожиданно откуда-то вынырнул мужчина, и не успела Застёжка отреагировать, как он схватил её и невнятно пробормотал: «Куколка». Этим мужчиной, сильным, как медведь, и свирепым, как леопард, конечно, был Чуньюй Баоцэ. Куколка испуганно затаила дыхание, по щекам у неё заструились слёзы.
Но это было только начало. Чуньюй Баоцэ стал бледен, руки и ноги у него тряслись, глаза сверкали пронзительным, пугающим блеском. Ночами вместо того, чтобы спать, он пил вино и завывал, днём же по большей части впадал в мертвецкий сон, но время от времени пробуждался, весь растрёпанный блуждал по замку и выкрикивал незнакомые имена. Никто не осмеливался смотреть ему в глаза. Вот тогда Куколка испугалась по-настоящему.
Врач больше не покидал замок и с наступлением ночи прямо в одежде укладывался на диване в главном зале. Генеральный директор по прозвищу Подтяжкин собрал весь персонал в Восточном зале и выступил с речью: сейчас мы переживаем тяжёлые времена, каждый должен соблюдать дисциплину, запрещается самовольно покидать замок и отлынивать от работы; чтобы никто не заходил в Восточный и Западный залы, они будут опечатаны; за сочинение сплетен и разглашение тайн — расстрел на месте. Врач должен вовремя давать больному лекарство из пурпурного сосуда и регулярно делать инъекции и иглоукалывание, вводя серебряные иглы в лоб, шею и трясущиеся конечности. «Что за тяжкий грех ты совершил, чтобы нести такое страшное покаяние?» — мысленно взывала Куколка к председателю Чуньюю. Отвар становился всё более концентрированным, а старик-врач обратился к охваченному беспокойством Подтяжкину:
— Удвоим дозу жжёных драконьих костей и добавим большую дозу киновари.
Куколка ничего не поняла, но ей было ясно, что доктор старается любыми средствами помочь больному.
Осень подходила к концу. Пока хозяин спал сутки напролёт, не различая дни и ночи, врач втихаря сбежал. Исчез и его пурпурный сосуд. Куколка каждый день ходила на кухню за истомившейся до одуряющего аромата кашей и в моменты, когда хозяин пребывал в полусонном состоянии, кормила его, поддерживая под шею. Каша готовилась из пяти видов зерна, включая рис, с добавлением измельчённых трепангов. Наконец больной сел в кровати, обвёл безжизненным взглядом комнату и, как будто желая в чём-то удостовериться, вытянул руку.
— Да, это я.
— О, ты ещё здесь, — при этих словах его глаза увлажнились. Пока она приглаживала пальцами его растрёпанные волосы, он смотрел прямо перед собой, словно оценивая свой длившийся более месяца забег.
— Прости, я тебя напугал, — сказал он.
Она попыталась его утешить:
— Никто не болеет по собственной воле. К счастью, болезнь ушла, и теперь всё будет как прежде.
Он долго смотрел на неё, будто спрашивая: «Я покушался на тебя?»
Ей хотелось плакать, но слёз не было. У неё язык не повернулся рассказать о той страшной сцене однажды ночью, когда он перепутал её с Застёжкой.
Наконец Чуньюй Баоцэ вышел из своей комнаты. Он был одет с иголочки, на шее — серый шёлковый галстук. Миновав галерею, он сел в лифт и спустился в Восточный зал, где его ждал с портфелем под мышкой секретарь Платина. Всех, кто попадался ему по пути, он, не останавливаясь, приветствовал кивком головы. Замок Айюэбао снова ожил, крепкий аромат слился воедино с событиями месячной давности и бесследно стёр страшные тени пережитых двадцати трёх дней — именно столько насчитала Куколка, загибая пальцы, ни днём больше, ни днём меньше. Больше всего её удивило то, как быстро всё встало на свои места, будто ничего, в сущности, и не происходило. К ней вернулись замешательство и тоска: хозяин выздоровел, а её снова поглотило чувство беспомощности.