История моей юности

— Алексей-младший, — снова сказал Разливаев, — твоя очередь. Ползи к Земцову.

Потом к ним присоединился и Алексей-старший.

— Теперь давай ты, Сашка, — сказал мне Разливаев.

Я тоже стал пробираться между камнями к ограде. Вдруг слышу тихий стон Разливаева. Я оглянулся: Разливаев лежал, уткнувшись лицом в землю. Я подполз к нему. Он был недвижим. Может быть, он потерял сознание от ранения, а может быть, его убили.

— Александр, что с ним? — спросил Алексей-старший.

— А я не пойму, — ответил я.

— Тащи его сюда!

Хорошо сказать: тащи. Как потащишь под огнем огрузневшее тело Разливаева? Но думать некогда. Я взвалил обмякшее тело своего командира на спину и пополз. Ползти с таким грузом было трудно. А тут еще мешал карабин. Больно давила шею винтовка командира. Он крепко сжимал ее в руках и не выпускал.

Наконец, обливаясь потом, я все-таки подполз к ограде. Мгновение отдыхал, размышляя, что делать. Разливаев зашевелился на моей спине.

— Павел Романович, — вскричал я обрадованно, — жив?

Разливаев не ответил. Его подхватили братья Марушкины и понесли садами и огородами на ту половину хутора, которую занимала наша рота…

* * *

Как-то ночью мы получили приказ быть готовыми к походу. Мы скатали шинели — научили нас этому искусству старые солдаты, надели на спину «сидоры» — так прозвали солдаты вещевые мешки, прицепили к поясу котелки, лопаточки и другие необходимые солдатские принадлежности. Вылезли из окопов.

В полночь появилась смена. Это были красноармейцы 4-го Московского пролетарского полка, целиком составленного из рабочих-москвичей.

Ко мне подвели низенького молодого солдата, так же тяжело навьюченного шинелью, «сидором», лопаткой, котелком, как и я.

— Вот тут, Бармин, и устраивайся, — сказал ему командир и повел солдат дальше.

— Здравствуйте! — тихо поздоровался со мной москвич.

— Здравствуйте! — ответил я.

— Ну, как ваш окопчик-то, ничего? — спросил солдат. — Жить можно в нем?

— Я вот жил больше месяца, — сказал я. — Окоп хороший, крепкий, надежный.

— Ну, вот и хорошо. Сменяю вас… Пойдете отдыхать.

— Желаю вам успеха, — сказал я.

— Спасибо. Папиросочку не хотите московскую?

— Пожалуй, если можно. Только надо в окопе покурить. А то белые заметят, стрелять будут.

— Что же, давайте в окопе покурим, — согласился москвич.

Мы спрыгнули в яму, закурили, разговорились. Солдата звали Николаем Барминым. Был он рабочим из трамвайного депо.

— Александр, пошли! — позвал меня Алексей Марушкин.

Я попрощался с солдатом.

— Желаю хорошо отдохнуть, — напутствовал он меня. — Может, еще доведется где встретиться.

— Все возможно, — согласился я. — До свиданья.

На отдыхе

На отдых мы прибыли в большое и богатое село Кочерга, расположенное вблизи города Новохоперска.

Квартирьер поместил меня и Андрея Земцова на постой к крестьянину. Наш хозяин, бородатый крепыш лет пятидесяти, не особенно охотно нас принял.

— Ну что ж, ребята, проходите, — сказал он, кисло улыбаясь, — разоблачайтесь, умывайтесь…

— Как вас зовут, хозяин? — спросил его Андрей.

— Зовут меня не мудрено, — отозвался крестьянин. — Никита Спиридоныч.

— Ты, Спиридоныч, не серчай, — сказал ему Андрей. — Мы не виноваты, что нас поставили к тебе… Помехой тебе не будем.

— Ладно уж, — махнул рукой хозяин. — Куда ж денешься… Только вот девок моих не портьте.

— А у тебя и девки есть? — оживился Андрей.

— Ишь, черт какой, — ухмыльнулся Спиридоныч. — Сразу навострился. Гляди, друг, — погрозил он Андрею, — за девок, ежели чуть чего, шею намылю… Ты не гляди, что я мужик. Я ведь тоже солдат. Три года на фронте супротив германца был… Три раза ранен…

У хозяина нашего были две хорошенькие дочки, семнадцати и восемнадцати лет, веселые девушки Варя и Надя.

Я и Андрей сразу же с ними подружились. Спиридоныч первое время хмурился, глядя, как мы беседовали с его дочками, а потом, видя, что мы парни приличные, не хулиганы и вольностей себе не позволяем, успокоился.

Алексей Марушкин со своим братом жили рядом. Они часто приходили к нам с гармошкой. Мы пели, танцевали.

Иногда в нашем пении участвовал и сам хозяин с женой.

Как-то в один из тихих вечеров мы сидели вчетвером — я, Андрей Земцов и девушки-сестры — у ворот на лавочке. Закатное солнце, разбрасывая вокруг нас косые вялые лучи, уже не грело. Сумеречные синие тени выползали из-под прохладных углов и закоулков. Андрей балагурил, рассказывал нам разные смешные истории. Варя и Надя смеялись.

Широкая, прямая, как полет стрелы, улица села была заполнена народом. Среди наших красноармейцев белели платочки и кофточки девушек, молодых баб. Слышались веселые возгласы, смех, песни, взвизгивание гармошек.