История разведенной арфистки

Короче, я согласна пожить в иерусалимской квартире три месяца, но самым решительным образом отказываюсь от оскорбительного предложения, чтобы ты и мама платили мне «суточные». Позволь мне выразиться яснее: я не возьму ни пенни от тебя или от мамы. Мне это не нужно. Я располагаю собственными средствами, и если мне понадобится небольшой заем в нидерландском банке – с этим никаких проблем не возникнет. Я, так сказать, еще в цветущем возрасте, у меня есть работа, и я могу позволить себе любые расходы.

А раз так, если случайно – и только если случайно – хоть какая-то мысль о моем трудоустройстве возникнет в твоем богатом воображении, я буду рада обсудить это – но не для того, чтобы получить возможность заработать несколько пенни, а для того лишь, чтобы не закиснуть от скуки. Ну, вот так.

Любящая тебя и вполне благоразумная сестра Нóга

7

– Как видите, никаких секретов, всего лишь не слишком сложное объяснение того, как я ступила на эту, новую для меня профессиональную тропу. Мой брат, который связан и с кино, и с телевидением, равно как и с агентством по рекламе, обещал мне нечто пробное, чтобы я за предстоящие три месяца не умерла от скуки, приглядывая за квартирой в Иерусалиме, и заработала при этом немного денег. А кроме того, это отличная возможность для меня снова посетить знакомые когда-то места. Вспомнить былые приключения или просто открыть вещи, о существовании которых прежде я даже не догадывалась. И при этом познакомиться с возможно большим количеством израильтян, старых и новых, и убедиться, сколь приятными могут они оказаться. Как, например, вы, мистер Элиэзер.

Ветеран массовых съемок галантно взял ее руку в свои, поднес к губам и рассмеялся.

– Надеюсь, они собираются вам прилично заплатить?

– Не имею представления. Деньги получил мой брат и отнес их прямо в банк, положив на мой старый счет, который мы восстановили.

– Вы не замужем?

– Была.

– А дети?

– Никогда не хотела.

– Не хотела заводить… или не могла?

– Могла… но не хотела.

Он пристально посмотрел на нее. Ее откровенность была трогательной, и ему очень хотелось продолжить разговор, но она изящно отвернулась к окну, как если бы очень хотела разглядеть, куда они попали.

Микроавтобус свернул с автомагистрали налево на подъездную дорогу, ведущую прямо к широкой кольцевой, соединяющей Эйн Керем и долину Эла. Оттуда микроавтобус попадал в коридор деревенских поселений, протянувшийся от Нес Харим к Бар Гиора и стремящийся в Иерусалим, так что путь их закончился у дверей религиозной школы, преобразованной на тот день в съемочную площадку. Здесь, едва только участники массовки вытянули ноги и вместе с остальными актерами получили по куску пирога и чашке кофе, один из группы обратился к Нóге.

– Если Нóга – это ты, как могла ты забыть то, что они просили тебя сделать?

– Кто просил, и о чем я забыла?

– Я просил твоего брата сказать тебе, чтобы, отправляясь сюда, ты надела что-нибудь красное – платье, брюки или свитер, – потому что для нас важно фильм о судебном разбирательстве сделать многоцветным.

– Я ничего не забыла, потому что ничего об этом не знала. И в другой раз обращайтесь прямо ко мне. Мой брат – это брат, а не ассистент по работе с актерами.

Молодая симпатичная женщина, бывшая свидетельницей этого разговора, сняла с шеи красный шерстяной шарф и накинула его на плечи Нóги.

– Вот, – прошептала она. – Вернешь его в конце дня. А если и забудешь – ничего страшного.

После чего группу из тринадцати человек провели внутрь школы, ученики которой были отпущены по домам ввиду праздника «Лаг ба омер». Коридор привел их в спортзал, где «шведские стенки» и другой спортивный инвентарь были задрапированы черными полотнищами, придававшими судейскому заседанию угрюмый и зловещий вид. Двенадцать участников массовки один за другим были усажены в два ряда в кресла позади игровой площадки; во время мероприятия им предоставилась возможность – всем тринадцати – получить еще по чашке кофе, а Нóга за это время успела заметить, что они различались не только по возрасту и этническому происхождению, но и по стилю и цвету одежды.

Она была усажена в первом ряду, а Элиэзер, ветеран массовых съемок, был изгнан в самый конец второго ряда.