История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Великая поэма Кол Гали – это лебединая песня утонченной булгарской мусульманской культуры, это квинтэссенция той нравственности, которая была идеалом эпохи. Помимо признания художественно-культурной ценности поэмы – этого письменного памятника эпохи, сохранившегося лучше, чем каменные постройки Волжской Булгарии, – следовало бы написать целую богословскую диссертацию по ее содержанию. Она сводилась бы к тому, каков пророческий идеал мусульманина и как должен вести себя мусульманин в испытаниях жизни. Не случайно же, что даже и вне такой диссертации, книга «Сказание о Юсуфе» стала многовековым учебником нравственной жизни для мусульман Поволжья. Для того, кто хочет искренне понять истинную нравственную суть российского ислама, с его традиционным миролюбием, терпением и стойкостью во всех испытаниях, книга «Сказание о Юсуфе» – это обязательное чтение.

Суть этой книги и всего ислама в том, что только Божья Любовь является истинной наградой для верующего – именно этой Любви он добивается своим бескорыстным поклонением Богу. И если можно было бы выразить суть этого религиозного мироощущения единственной фразой, то эта фраза звучала бы так: «Нет воли иначе, чем в неволе Любви».

В этом – суть ислама и любой другой Богоданной религии. Нам остается только следовать истинным, а не привнесенным с разными корыстными целями религиозным наставлениям и увещеваниям, а для этого – не только помнить, но и постигать собственное прошлое на основе непреходящих идеалов взаимной любви, смирения и рационального познания.

Завершим же эту беседу величайшим кораническим айятом, в котором – ключ к современному постижению ислама и его созидательных обязанностей:

«В религии нет принуждения. Воистину. Ясно отличилось наставление от заблуждения. Тот, кто отвергает сатану и верует в Аллаха, воистину, держится он за крепчайшую рукоять, которая не сломается. И Аллах – Всеслышащий, Всезнающий!» (Сура Ал-Бакара, 2:257).

Постскриптум к третьей беседе

Ученым историкам свойственно разделять течение истории, да и само бытие человеческих поколений и цивилизаций на определенные периоды, чтобы затем попытаться отыскать связи и взаимное сходство весьма удаленных друг от друга по времени эпох, событий и людей.

Однако сами живые люди, пребывающие в собственном историческом времени, редко замечают вокруг себя глубочайшие исторические перемены. Трудное будничное постоянство их образа жизни и кажущаяся извечность собственных традиций и обычаев обеспечивает им и сравнительное постоянство мировоззрения, особенно в такие эпохи, когда войны или гражданские усобицы становятся едва ли не естественным фоном существования целых поколений.

Один из таких сложных периодов в истории Северного ислама приходится на конец XII и начало XIII века, когда Булгарское царство отстаивало свои торговые пути по Волге, а Хорезм и восточный Иран, с которыми булгар связывали давние экономические и культурные отношения, утопали в бесконечных междоусобицах на руинах государства сельджуков. В этой междоусобной борьбе, когда исламское единство все больше превращалось в ностальгический миф, Халифат из реальности все больше становился политическим миражом. Теологические расхождения между шиитами и суннитами по традиции обеспечивали в исламском мире кровавую непримиримость политических идеологий, в начале XIII века возвысилось государство хорезмшахов, со временем подчинившее себе почти всю Центральную Азию и едва ли не весь Иран.

Аббасидский халифат, доживавший в Ираке последние десятилетия своей блистательной истории, также испытывал на себе притязания хорезмшахов Текиша и его сына Мухаммада. Картина крушения былого единства и величия халифата усугублялась и действиями исмаилитов, воздвигших свои неприступные замки от побережья Каспийского моря до самой Сирии и утверждавших свою мессианическую идеологию как подрывавшей устои суннизма проповеднической деятельностью, так и ударами кинжалов своих фанатичных убийц-фидаи. Страх перед исмаилитами, которых латинские крестоносцы прозвали «асассинами», пронизывал весь исламский мир и отзывался священным ужасом в государствах христианского Запада.

Таким образом, с точки зрения ислама Пророка, состояние мусульманского мира, в котором право силы и консервативный догматизм уже давно преобладали над свободной религиозной мыслью, а доводами в делах веры все чаще становились суровые, вплоть до сожжения, казни еретиков-исмаилитов, отвечавших на преследования тайными ударами своих кинжалов, было близко к полному духовному краху.