История русской армии. Том третий

Величие, приобретенное ею за время царствования императрицы Екатерины II, а главное, обширные восточные проекты наших государственных людей конца XVIII столетия заставили несколько иначе смотреть на миссию России на Ближнем Востоке. И хотя с воцарением императора Александра Благословенного в основу русской политики, в корне подорвавшей доверие к нам христианских народностей, легло сохранение до последней возможности существования слабой Турции, но вышеуказанные проекты и двойственная относительно Порты политика императора Александра Павловича дали возможность созреть общему убеждению в исключительно завоевательных намерениях России относительно Порты Оттоманской.

Вся последующая политика Александра I, сводившаяся к поглощению русских интересов общеевропейскими, не уменьшила недоверия к России, но зато отодвинула ее в делах Востока на второстепенный план. Из числа иностранных дворов, наиболее заинтересованной в исторической миссии, выказала себя Австрия, отличие взглядов которой выяснилось еще с 1700 г., когда рознь между интересами московского и венского дворов обнаружилась вполне; образ ее действий во время наших столкновений с Портой оставался всегда одинаков. Почти в таком же положении находилась и Англия, которая только однажды, во время ее борьбы с Наполеоном, стала на сторону русских требований. К концу же рассматриваемого периода ее влияние не только в Турции, но и среди христианского населения южной части этой империи упрочилось за счет уменьшившегося влияния России. Что же касается Франции и Пруссии, то обе эти державы в русско-турецких делах находили лишь средство давления на Россию в видах тех или других своих интересов. Таково было политическое наследие по делам Востока, которое пришлось принять на себя императору Николаю I.

Первым своим дипломатическим актом Николай Павлович объявил, что в делах внешней политики он будет руководствоваться заветами предшествовавшего царствования и строго придерживаться начал, обеспечивающих мир Европы со времени Венского конгресса. Что же касается до запутанных в то время восточных дел, то государь различал в них две категории фактов, из которых одна представляла многочисленные нарушения Турцией заключенных трактатов и составляла в глазах государя наше частное дело с Портой Оттоманской, другая же касалась событий, в которых были затронуты интересы и прочих европейских государств.

Что касается первых, то государь, не питая никаких честолюбивых замыслов, желал только точного исполнения договоров и, в случае надобности, готов был прибегнуть и даже прибегал, как например в 1828 г., к силе оружия.

Действуя столь энергично и самостоятельно в делах, считавшихся императором частными русско-турецкими, Николай Павлович в греческом вопросе желал видеть Россию поставленной «на одну линию с другими державами-посредницами». И, несмотря на недоверие к политике России, он рядом коллективных представлений в защиту греков, как то было в 1826 г., и даже совместными боевыми действиями, как то было под Навариным, прилагал все усилия к разрешению недоразумений между Турцией и Грецией.

Неудачный исход кампании 1828–1829 гг. и падение влияния центральной государственной власти внутри страны затянули дело реформ в Турции; одну только армию кое-как удалось организовать в тактическом отношении, причем административная ее часть по-прежнему продолжала оставаться в хаотическом беспорядке.

Победы восставшего египетского паши Мехмед-Али в 1831–1832 гг. так подействовали на султана, что, несмотря на господствовавшую в то время политику недоверия к России, он решился обратиться за помощью к императору Николаю I. Однако появление русских знамен и флага у самых ворот Царьграда вызвало такое сильное возбуждение в Париже и Лондоне, что благодаря стараниям англо-французской дипломатии султан предпочел уступить требованиям Мехмед-Али. Дальнейшие дипломатические шаги привели Россию и Турцию к подписанию Ункяр-Искелесийского договора, имевшего целью «взаимную защиту против всякого покушения». При этом правительство обоих государств обещает согласоваться откровенно касательно всех предметов, которые относятся до их обоюдного спокойствия и безопасности, и в этом случае взаимно оказывать существенную помощь. Россия должна была представить Турции в случае надобности армию и флот, а Турция — закрыть проливы.

Договор этот был принят с нескрываемым неудовольствием в Париже и в Лондоне. Английский кабинет начал подыскивать себе союзников, но все его старания не увенчались успехом; Австрия и Пруссия признали Ункяр-Искелесийский договор без всяких оговорок; Швеция предупредила о своем строгом нейтралитете, если дело дойдет до англо-русского столкновения, а правительство Луи-Филиппа согласилось только на военную демонстрацию против России, но не считало возможным вступать с нами в действительную войну. И в Лондоне должны были смириться перед совершившимся фактом.