Стоит еще отметить, что Аль-Балхи, указав на три племени руссов, говорит, что самое близкое из них к Булгару, т. е. к Средней Волге, — это киевское племя. Значит, он знал, что Артания находится где-то еще дальше от Булгара, чем Киев, а поэтому Артанией никак не могли быть земли мордвы или земли в верховьях Северского Донца, — они были гораздо ближе к Булгару, чем Киев.
И уж совершенно ясно, что Артанская Русь не имеет ничего общего со скандинавами, — следовательно, еще один цветок на пышный катафалк норманизма.
XXIII. О слове «поганый»
В ряде исторических и филологических работ мы встречаем толкование, что слово «поганый» заимствовано из латинского языка (paganus = язычник[141]) и что, следовательно, религиозное значение этого слова является первичным, а, мол, вторично, поскольку христиане относились с пренебрежением к язычникам, это слово приобрело значение: «дурной, плохой, скверный, дрянной» и т. д.
В связи с этим делались различные выводы, которых мы здесь касаться не будем, ибо, если основа неверна, то и выводы не могут быть правильными. Разбор же этих выводов был бы в значительной степени тратой времени и средств.
Слово «поганый», по всей вероятности, относится к коренным словам древнерусского языка, сходство с латинским «paganus» чисто случайно, что и подтверждается разницей в смыслах обоих слов.
Прежде всего, если верить распространенному толкованию, слово это должно было появиться уже после принятия Русью христианства, ибо только тогда появилось противопоставление христианства язычеству. Странным кажется и то, почему это религиозное понятие взято якобы с латинского языка, хотя мы знаем наверное, что Древняя Русь заимствовала религию от греков, следовательно, надо было ожидать греческого слова, обозначающего «поганый» в смысле «язычник»[142].
Несомненно, однако, что корень слова идет гораздо глубже во времени.
Возьмем несъедобный гриб — «поганку». Неужели этот гриб получил название только после того, как на Руси появилось христианство и словом «поганый» стали называть нехристей, а до того времени он существовал без названия?
Возьмем водяную птицу — «поганку», отличающуюся плохим мясом, неужели ее стали называть так только потому и тогда, когда язычников стали считать скверными людьми?
Возьмем выражение «всякая погань», неужели его не существовало до появления христианства на Руси? Или вообще обходились без этого понятия, ожидая появления христианства?
Наконец, если слово «поганый» появилось как религиозное понятие, как могли псковичи (см.:
На все эти вопросы дает ясный ответ украинский язык, сохранивший во многих случаях лучше русского языка древние черты древнерусского языка. Он прогрессировал менее и медленнее и хранит поэтому в себе много архаических черт.
В украинском языке вообще нет слов «плохой», «плохо», существуют: «паганый», «пагано». Совершенно неоспоримо, что не могло быть языка без понятий: плохой и хороший.
Поскольку это понятие «плохой» существует в украинском языке только в форме «поганый», существует из тьмы веков, — совершенно очевидно, что оно создалось за многие сотни лет до христианства, как коренное славянское слово, и с латинским «paganus» не имеет ничего общего.
XXIV. О характере постановлений «Русской Правды»
Б. Д. Греков в книге своей «Киевская Русь» (последнее издание 1953 г.), несмотря на то, что он стоит на голову выше всех норманистов вместе взятых, допустил, однако, много неверных или частично неверных толкований. Все они большей частью сводятся к тому, что, верно оценивая важность для истории общественных отношений, он чересчур перегибает палку; он видит борьбу классов и т. д. там, где ее не было или, вернее, выводит ее неверно из исторических фактов, уподобляясь С. А. Жебелеву (которого он, между прочим, весьма поддерживает).
В результате всего этого мы видим историю общественных отношений освещенной Грековым однобоко и, следовательно, неверно. По мнению Грекова, «Русская Правда» создана для охраны интересов русских князей, — это в корне неверно; «Русская Правда» — это свод законов для всей Русской земли и для всех ее сословий, интересы же князя каждый раз оговорены особо. Основой «Правды» есть ее постановления, редкие же оговорки в пользу князя — только примечания к основному своду законов.
Греков забывает, что князь, в сущности, не нуждался в законах для себя, он сам олицетворял собой закон и был, кроме того, верховной судебной инстанцией. Примечания в «Правде» были указаниями не для князя, а для тех, кто заменял его в ходе судебной процедуры.
Если мы ознакомимся с примечаниями в пользу князя, то увидим, что они созданы не столько для ограждения имущества князя, сколько для создания авторитета. Разница в штрафе по отношению к украденному имуществу смерда и князя совершенно не соответствует экономической и социальной пропасти между ними.