Отстаивая эту позицию, Поршнев разошелся с большинством не только медиевистов, но и античников. В работе «Генезис социальной революции», написанной в 60-х годах в качестве главы для неопубликованной монографии «Докапиталистические способы производства», он писал: «Советские историки решительно отказались принять формулу И.В. Сталина “Революция рабов ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации”. Любопытно, что эта формула встретила оппозицию специалистов еще при жизни Сталина, в разгар культа его личности. Это неожиданное мужество питалось разными источниками. Одни видели в этой формуле чисто фактическую неосведомленность. Никакой одноактной революции в конце классической античности не было, не было и изолированного от других слоев трудящихся чистого движения рабов. Однако этот мотив выглядит академическим прикрытием, ибо ведь Сталину прощались не менее схематичные упрощения истории». «Борьба с формулой Сталина, – заключал Поршнев, – послужила предлогом или поводом для исключения идеи социальной революции на пороге древней и средневековой истории»[647]
.В 50–60-е годы Поршневым было подготовлено несколько статей о специфике рабовладельческой формации и о концепции «азиатского способа производства» (АСП). Критика последней была характерной для Поршнева на всем протяжении его творчества, начиная с 30-х годов. Он доказывал, что добавление АСП в формационную теорию полностью ее разрушает и что для преодоления противоречий между закрепленной в «Кратком курсе» «пятичленкой» и накопленным массивом новых фактов возможна неразрушающая модификация первой.
Поршнев предложил изящную концепцию перехода к феодализму от рабовладельческой формации, указав на двуединство, образуемое рабовладельческим государством с периферией, которая поддерживает его не только экономическими, но и главным образом людскими ресурсами. Этими особенностями своего воспроизводства рабовладельческая система отличается от феодальной и наиболее ярко – от буржуазной: в последних «основной производящий класс» вполне «уживается» внутри государственных границ.
Поршнев утверждал, что описанная им специфика рабовладельческого общества может быть обнаружена по всему миру: «Великие рабовладельческие державы древнего Ирана, древней Индии, древнего Китая, эллинистических государств Азии были окружены такими же океанами бьющихся об их берега варварских народов». То был «внутренний антагонизм древнего мира как поляризованного целого» и «чем глубже становилась эта поляризация, чем отчетливее она материализовалась в форме всяческих “китайских стен” и “римских валов”, тем неизбежнее приближался час прорыва»[648]
.«Феодальный синтез» представлялся таким образом аннигиляцией двух частей рабовладельческой системы. Если поршневское «системосозидание» предполагало в принципе свободный полет научной фантазии, особый дар творческого воображения[649]
, то системные блоки, напротив, поражают порой, как в случае с формационным учением, чрезмерно жесткой «материальностью».Особенность поршневского отношения к взаимосвязи различных сфер человеческого бытия можно выявить в его общем подходе к истории общественных идей. Ту же борьбу народных масс Поршнев исследовал через отражение «дыхания народа» определенной исторической эпохи в интеллектуальной и общественной деятельности выдающихся исторических фигур.
Внимание Поршнева привлекают отношения науки и религии, генезиса религиозных учений, истории христианства. Так появляются «Эпоха Коперника» (1955) и «Кальвин и кальвинизм»[650]
. В начале 60-х Поршневым было подготовлено исследование о Иисусе Назарянине, его соратниках и его времени, о собирании христианских сект в единую церковь после поражения восстания Бар-Кохбы (132–135 гг.)[651]. По воспоминаниям И.З. Тираспольской[652], в 1971 или в 1972 г. Поршнев подал в издательство «Молодая гвардия» заявку на книгу об Иисусе Христе для серии «Жизнь замечательных людей».Кохбы (132–135 гг.)[651]
. По воспоминаниям И.З. Тираспольской[652], в 1971 или в 1972 г. Поршнев подал в издательство «Молодая гвардия» заявку на книгу об Иисусе Христе для серии «Жизнь замечательных людей».К происхождению религий Поршнев подходил с тех же классовых позиций, что и к изучению народных движений, рассматривая эволюцию народных верований в классовых обществах как выражение социального антагонизма. С таких позиций и генезис христианства представлялся массовым движением протеста против гнета и несправедливости существовавшего строя, выражением «теогонической борьбы классов»[653]
. Иными словами, мыслилось перенесение классовой борьбы в религиозную картину мира, некий пантеизм классово-антагонистических обществ!