Итоги № 33 (2012)

А потом жизнь свела нас в Москве. К тому времени Фоменко будто исчез, ничего о нем не было слышно. Преподавал в институте, ходил по коридорам скромный, незаметный, такой непохожий на того победительного, живого, всегда излучавшего веселую сексуальную энергию. Я ставлю на одном из курсов в ГИТИСе дипломный спектакль «Блондинка». Показываю, как положено, кафедре, которую возглавляет Гончаров. Среди педагогов — Анатолий Эфрос, для меня величина огромная. Обсуждение — разнос полный, единодушный. И вдруг тихий Петя Фоменко говорит поперек всех, что ему спектакль нравится. Я был потрясен. Сейчас мне кажется, что тогда он говорил немножко и о себе, прошедшем через унижения и безработицу. Это был смиренный этап его жизни, но он надеялся, что упорство, отсутствие ненужных амбиций помогут и ему выбраться, как и мне, еще недавно безработному. Что и случилось сравнительно скоро.

Последние 20 лет, принципиально не участвуя ни в каких драках и войнах, он делал свое своеобразное дело, мягкое и ненастырное. И был авторитетом, быть может, единственным в Москве. В то время, когда обозначился колоссальный крен в сторону агрессивных полудилетантов, Фоменко всей своей жизнью подтверждал, что режиссура требует не только таланта, но и профессионального мастерства, кропотливой работы. Он спектакли не ставил, а проращивал. И пока был он, этот крен был не так ощутим, теперь, когда его не стало, лодка может опрокинуться.

Ой, мамочки... / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Ой, мамочки...

/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Кино

В прокате «Рай: Любовь» Ульриха Зайдля

 

С одной стороны, сердце сжимается, когда думаешь, сколько девочек могут купиться на провокационное название, ожидая чего-то в стиле рекламы шоколадок, набитых кокосовыми опилками. Нет, девочки, это не про романтические приключения на каникулах. Означает ли это, что мне не хочется, чтобы девочки прикоснулись к одному из самых спорных фильмов каннского конкурса? Пожалуй, да. Как говорила незабвенная Маргарита Павловна из «Покровских ворот»: это мой крест! Трудно смотреть кино, от которого матерые критикессы бегут в туалет, чтобы вырвать из себя отвращение к безжалостной человеческой природе, а матерые критики, пытаясь прожевать неприятный осадочек после сцены финальных танцев и прочего, мычат нечто про постколониальный синдром. Всему свое время, девочки, а пока радуйтесь жизни.

Героиня фильма Тереза (Маргарет Тизель) поехала радоваться жизни на курорт в Кении, будто созданный только для немолодых одиноких теток, которых здесь называют «сахарными мамочками». Она развелась с мужем. Свобода у нее есть, деньги тоже. Осталось найти любовь. Декорации для этого подходящие — бирюзовая лагуна, серебристый песок, черные гибкие мужские силуэты на пляже, ловкие мартышки у балконов отеля, сплошная акуна матата. Вслед за дурацкими сувенирами местные юноши предлагают и себя. Тереза стесняется. Такая же туристка-соотечественница Инге (Инге Маукс) подбадривает ее личным примером. Первый опыт Терезы не слишком ее вдохновил. Но следующий жиголо Мунга (Петер Казунгу) артистично разыгрывает романтику, вытягивая попутно из «мамочки» деньги на болезни и проблемы родственников. Смотреть на это с каждым кадром становится все мучительнее — сатира с черным солдафонским юморком постепенно превращается в малоаппетитную порнушку. Актерская самоотверженность Маргарет Тизель высока, но играет тут вовсе не ее талант, а толстое увядающее тело.

Вспоминается фильм Лорана Канте «На юг», где прекрасно сохранившаяся Шарлотта Рэмплинг на пороге 60-летия играла такую же секс-туристку слегка за сорок. Но Канте снимал драму о двух мирах, живущих на одной планете и ничего друг о друге толком не знающих. Зайдль, известный своим презрением к роду человеческому («Собачья жара», «Импорт-экспорт»), сделал физиологический, на грани порно фарс, где герои только статистические единицы, сталкиваемые по разным шкалам — возраст и бедность. Поэтому никого не жалко, а противно. Тереза — ограниченная, несимпатичная баба с жестким характером. Внешне симпатичные только за счет своей живости кенийские юноши — тупые торговцы телом. Они просто друг друга используют, не оставляя никакой надежды зрителю, что автор прекратит унижать героев и героинь. Да, возможно, все это метафора расплаты дряхлеющей Европы за колониализм. И что? При этом режиссерское мастерство Зайдля неоспоримо. Он заставляет пройти через это испытание, потому что из ничего получается кино. Его рецепт: точный кастинг, импровизации и монтаж. Непрофессионалы-кенийцы играют самих себя. Немолодые актрисы, кажется, тоже. Говорят, что секс на экране настоящий.