Юго-запад

Отсюда, сверху, хорошо просматривался весь Бичке, его окраины, застроенные одноэтажными домиками, крыши которых были засыпаны снегом, прямая темная стрела шоссе, уходящего на запад к кирпичному заводу и дальше на Обарок и Тату. У выхода из города эта дорога раздваивалась, и левая ее ветвь резко поворачивала на юго-запад, к городу Мор.

Внутри развилки по глубокой выемке, тоже разветвляясь, в направлении на Тату и Секешфехервар шла железная дорога. Там был участок обороны батальона Талащенко.

Командир бригады поднял бинокль и почти сразу же, не оборачиваясь, сказал Кравчуку:

— Прикажите артдиву лучше замаскировать позиции второй батареи. Стоят как в артпарке!..

Он оглядел горизонт слева направо. Между Обароком и деревней Мань, оседлав еле видимую, обсаженную деревьями проселочную дорогу на Чабди, занял оборону второй батальон. А в придорожных посадках притаились роты танкового полка Гоциридзе.

«Где же машина Виктора? Видимо, его рота вон там, неподалеку от водяной мельницы».

— Николай Артемыч!

— Слушаю, — отозвался Кравчук.

— Организуйте круглосуточное наблюдение за противником. Самоходчикам и танкистам все время быть в готовности. Всем батареям ПТО [4]в случае атаки танков выходить на прямую наводку!

Сухова разбудил ленивый, тягучий голос. За перегородкой в соседней комнате, где разместились писарь и кладовщики бригадных тылов, кто-то нехотя и фальшивя пел:

На позицию девушка Провожала бойца.

Темной ночкой простилися На ступеньках крыльца...

Поеживаясь, Сухов вышел в коридор. В разбитое окно тянуло холодом, с улицы доносились голоса, топот ног.

— Хлопцы, санрота тут стоит? — спросил кто-то у входа.

— Кажись, тут.

— А Сухов, капитан?

— В том конце ищи.

Услышав свою фамилию, командир санроты бросил и затоптал окурок.

— Кто Сухова спрашивает?

— Я! Из штаба бригады. Пакет вам. — Солдат-связной вынул из-за борта шинели конверт. — Вот... А на конвертике распишитесь. И время, значит, поставьте.

— Знаю, — хмуро сказал Сухов.

На тоненькой папиросной бумаге темнели фиолетовые, отпечатанные на машинке строчки. Сухов взглянул на подпись — начсанбриг. Короткий приказ: к девяти ноль-ноль за счет роты развернуть передовой медицинский пункт в районе первого батальона, за его стыком с соседом. Остро, с болью подумалось: «Катя попросится — это же у Талащенко».

Он вернулся к себе, разбудил Кулешова.

— Поднимайте девчат! А лейтенанта Марченко пришлите ко мне. Рузаеву скажите, чтоб готовил машину. И старшину тоже пришлите ко мне!

Подпоясывая на ходу шинель, Кулешов вышел. Сухов остановился около окна, постоял минуту, прислушиваясь. Расплывчатые тени метались по грязным, давно не мытым стеклам, деревья, снег, небо за окном были фиолетово-синие. Шумел ветер, где-то далеко послышались выстрелы.

Пришел Марченко, фельдшер санроты, и с ним старшина. Сухов коротко объяснил им, в чем дело, приказал немедленно начать погрузку имущества.

— Из сестер возьмите Славинскую.

— Ясно! — Марченко потер замерзшие руки.— Двенадцать ниже нуля.

Катя пришла в комнату, где Сухов отбирал медикаменты и инструменты для Марченко, сразу же, как только старшина объявил Славинской, что та назначена на ПМП в первый батальон.

— Сергей Сергеич,— остановилась Катя на пороге.— Пошлите меня.

— Так, как приказал я, будет лучше. Там очень опасно.

— Спасибо! Я не просила вас о такой заботе!

Сухов поднял голову, и то, что он встретил в ее взгляде, было ненавистью. Ему стало жаль и ее и себя.

— Я понимаю,— командир санроты невесело улыбнулся.— Я, Катерина Васильевна, понимаю все... Я понял все давно, еще на той стороне...

— Что вы поняли? О чем вы говорите?

— Вы знаете, о чем я говорю. Но не лишайте меня моего маленького счастья видеть вас. Только видеть.

Что ей оставалось делать? В словах этого человека, усталого и, казалось, очень несчастного, было столько тоски и боли, что она не смогла ни оборвать его, ни засмеяться, ни просто повернуться и уйти.

Сухов отошел к окну, сразу как-то ссутулившись, поблекнув. Он смотрел сквозь грязное стекло на пустынный голый сад, засыпанный синим снегом, и боялся оглянуться. Брезгливая жалость к нему со стороны Кати — вот что виделось командиру санроты впереди. Он был почти уверен, что Катя расскажет обо всем подругам, станет избегать его, при встречах выдерживать строго официальный служебный тон, а за глаза — смеяться над ним...

— Можно ехать?

Это спросил неслышно вошедший Марченко. Сухов ответил, по-прежнему глядя в окно;

— Поезжайте.

Скрипнула дверь. Марченко ушел. А она?

— Сергей Сергеич, что нужно сейчас делать?

Спокойный злой голос Кати обжег его. «Гордая...» Он обернулся, чувствуя, как кровь приливает к лицу,

— Готовьте перевязочную,

7