В 1890 году большой прилив иностранцев встревожил буров, и ввиду этого право гражданства приобреталось по закону только после четырнадцатилетнего пребывания в стране. Уайтлендеры, число которых быстро возрастало и которые страдали от страшных притеснений, перечень которых помещен выше, поняли, что их многочисленным обидам ничем нельзя помочь, как только получением прав гражданства, благодаря которым они могли бы сбросить с себя тяжелое бремя, их угнетавшее. В 1893 году петиция от тринадцати тысяч уайтлендеров, изложенная в очень почтительной форме, была предложена Raad'y» но была встречена с презрительным пренебрежением. Не обескураженное этой неудачей, собрание национальной реформы (National Reform Union), в состав которого не входили капиталисты, возобновило атаку в 1894 году. Они представили петицию, подписанную тридцатью пятью тысячами взрослых уайтлендеров мужского пола — число равное, вероятно, всему мужскому бурскому населению страны. Маленькое число либеральных представителей в Raad'e поддерживало эту петицию и старалось восстановить справедливость для уайтлендеров, но напрасно. Господин Жеп (Jeppe), представитель этих либералов, сказал: «Им принадлежит половина земли, они платят по крайней мере 3/4 всех налогов, они своим капиталом, энергией и воспитанием по крайней мере равны нам. Что будет с нами или нашими детьми в тот день, когда мы окажемся в меньшинстве, как один среди двадцати, без единого друга между теми, которые тогда скажут нам, что они желали быть братьями, но мы нашими собственными действиями сделали их чужими для республики?» Такие справедливые и либеральные чувства были побеждены депутатами, которые уверяли, что подписи не могут принадлежать законным гражданам, так как они в действительности агитируют против закона на право гражданства, и другими депутатами, нетерпимость которых была выражена неприязнью к депутату (о котором мы выше упомянули), призывавшему уайтлендеров к открытой борьбе. Поборники исключительности и расовой ненависти остались победителями в этот день. Петиция была отвергнута десятью голосами против восьми, и по инициативе президента закон о праве приобретения гражданства издан был на более строгих началах, чем прежде: постановлено, чтобы желающий получить право гражданства в продолжение 14 лет испытания должен отказаться от своей прежней национальности, и таким образом выходило, что за этот период (14 лет) он не принадлежал никакой стране. Не оставалось надежд на то, чтобы какой-либо новой постановкой дела со стороны уайтлендеров возможно было бы смягчить решение президента и его бургеров.
Одного ярого защитника этого вопроса президент вывел из казенного здания и, указывая на национальный флаг, развевавшийся над домом, сказал ему: «Вы видите этот флаг? Если я дам льготы, то в то же самое время придется спустить и этот флаг». Его вражда к эмигрантам была ужасна. «Бургеры — друзья, воры, разбойники — новопришедшие» были вступительными словами одной из его официальных речей.
Хотя Йоханнесбург находится всего в 32 милях от Претории и хотя страна, во главе которой он, президент Крюгер, стоит, зависела в денежном отношении от золотых россыпей Йоханнесбурга, он посетил его только три раза в течение девяти лет.
Эта постоянная злоба была прискорбна, но вполне естественна. Человек, пропитанный идеями об избранном народе и ничего не читавший, кроме книги, в которой развивается именно эта идея, не мог узнать из истории о тех выгодах, которые государство может получить от либеральной политики. Для него это было чем-то вроде того, как если бы амонитяне и моавитяне потребовали права присоединения к двенадцати коленам. Он принял агитацию против исключительной политики государства за агитацию против существования самого государства. Широкие льготы на право приобретения гражданства укрепили бы республику на более твердом основании и сделали бы ее более прочной. Только меньшинство уайтлендеров желало иметь британскую систему правления; это была толпа космополитов, которую объединяла общая несправедливость. Большинство великобританских эмигрантов не имело никакого желания ниспровергнуть государство. Когда же все другие попытки не помогли и их петиция относительно прав была им брошена обратно, то, весьма естественно, их взоры обратились тогда к тому флагу, который развевался на севере, на западе и на юге от них, к флагу, который означает чистоту управления с одинаковыми правами и одинаковыми обязанностями для всех людей. Конституционная агитация была оставлена, оружие привозилось тайно, и все подготовлялось к организованному восстанию.